До поздней ночи так просидит, потом, устав, так и заваливается спать, прямо в туфлях и шапочке с кисточкой.
Сейчас, глядите-ка, тоже самое: плетется, папку тащит, под ноги смотрит. Пройдет три квартала, шапку снимает, лоб вытрет, дальше двинется. Квартал один проходит, второй, третий. Ноги сами несут.
Это принято так думать.
На самом деле – нет. Когда ноги сами идут, это значит, что как вода течет – в обход препятствий, так и тело движется, по самому очевидному пути. Нет времени обдумать, остановиться, развернуться. Течешь, плывешь себе.
Огибая пешеходов, автомобили и перекрестки, Вукашин забредает на улицу, где тише. Тут не такое движение, не так шумно. Но что за улица?
Скадарская8.
Здесь много кафанов, в оба ряда, и в это время дня уже многие выносят столики на улицу. В ближайшем, слишком много людей, а вот в следующем кафане – почти пусто. Туда и проходит Вукашин, выбирая себе укромное место. Отсюда видна улица в обе стороны, разговоры посетителей из соседнего кафана не слышны, а редкие прохожие остаются чуть поодаль.
Вукашин на оставшиеся деньги просит себе шливовицу9, и кладет папку на осиновый столик. Легкий ветерок пробирается к нему в ноздри, словно дразня черствую корку его души. Вукашин шмыгает носом, чихает.
– Нужно собраться, сесть и дописать эту чертову поэму – бормочет себе под нос Вукашин, наблюдая за посетителями. Те сидят парочками, или небольшими компаниями, и весело о чем-то беседуют. – Наверняка, у них есть работа, свой дом и любимые люди. Им не нужно просить помощи у чужих людей, им неведомо ощущение собственной бездарности. Почему у меня тогда так?
– Ваша шливовица, пане! – бодро отзываются со спины.
– Хвала.
Выпив пару глотков, и ощутив, как хмель ударяет ему в голову, Вукашин начинает обдумывать продолжение своего злополучного литературного труда, которому и названия-то еще нет (рабочее название сам Вук определяет как «Ясное небо Австралии») равно как и определения жанра (Вукашин не разбирается в литературных терминах).
Вообще, как с писаной торбой, так с этой желтой папкой Вукашин таскается уже более полугода по разным издательствам, с целью напечататься хоть в каком-нибудь журнале или газете. Начиная от самых престижных изданий, где его не принимают редактора, дойдя до средних, где его записи не вызывают интереса, Вукашин пробует пробиться сквозь сито бульварного чтива, но даже в таких малоизвестных малотиражных газетенках от автора требуют завершенной работы. В этом вся соль – «Ясное небо Австралии» не закончена, она и наполовину не написана. Ждать когда на Вукашина снова снизойдет вдохновении и идеи, у него нет времени. Продать хотя бы первую главу, денег бы раздобыть, а потом вторую. Пока деньги будут – можно и третью дописать, и так далее, до конца.
Но это потом. Сейчас главное, ухватить удачу, закрепить успех.
Вукашин отпивает еще глоток, и вдруг слышит:
– Послушай,