чтобы стать отшельниками?
– Разве тебе это поможет? – вопросом ответила Татьяна. – Давай лучше сходим в индийский ресторан.
– Не могу понять, – произнес я, чувствуя, что невысказанная правда осела тяжелыми кристаллами на душе и вот-вот начнет с треском осыпаться. – Как ты можешь радоваться жизни, если твой жених остался на горе? И не будет теперь ни свадьбы, ни титула, ни наследства.
Мы стояли посреди людского потока, как два речных валуна в бурунах. Мне в затылок дышала священная корова. Дыхание ее было теплым и мокрым, как полные слез глаза иконы.
– Ты ведь тоже радуешься жизни, хотя утверждаешь, что его убили, – сказала она, глядя на меня. Затем сняла с себя кобру и повесила ее мне на шею. – Попробуй этой штукой кого-нибудь обмануть, хорошо?
Только теперь я почувствовал, насколько уже отравлен ложью. У меня началась интоксикация, как после употребления метилового спирта. Меня мутило. Живые глаза Татьяны плыли, становились друг над другом и сливались в одно целое. Родион ошибся, когда предложил мне стать его компаньоном. Точнее, это я ошибся, полагая, что самое трудное – это страховать его на стенах… Патагония – южная стена Серро Торре. Аляска – Мак-Кинли. Франция – Фурнеле и Пти-Дрю. Норвегия – Тролльвеген. Киргизия – Асан…[11] Глыбы камня и льда, подпирающие небо, оказались детскими кубиками в сравнении с безмерной тяжестью лжи. Каждая клетка моего лица была набита ею, как ртутью, и маленькие мешочки с ядрами, митохондриями и вакуолями трещали, качались и тяжелыми каплями оттягивались к земле.
Я повернулся и пошел сквозь Катманду, мимо глазастых коров, велосипедистов, торговцев и монахов. Надо держаться, думал я. Не так все страшно. Еще немного. До первого апреля чуть больше недели. И наступит день, когда ртутная капля лжи высочится из меня и упадет под ноги, и содрогнется земля, и обманутые поймут, что были обмануты, и мерзавцам откроется, что о них вытирали ноги.
Кобра слушала мои мысли, качая головой и хвостом.
Татьяна задержалась в дамской комнате аэропорта, и у меня появилось время накоротке переговорить с водителем князя, который приехал за нами в Шереметьево на хозяйском «Понтиаке». Меня интересовало одно: как Татьяна оказалась в числе приближенных к Святославу Николаевичу и на каком основании посмела назвать себя невестой Родиона. Бутылка английского джина, которую я приобрел в «дьюти фри», помогла водителю стать словоохотливым, и он рассказал мне все, что знал.
Жаль, что князь не обзавелся письмоводителем до того, как мы с Родионом вылетели в Непал. За те дни, которые волей судьбы я провел с Татьяной в Гималаях, у меня не сложилось сколь-нибудь завершенного впечатления о ней. Безусловно, эта молодая особа, которой было не больше двадцати пяти, привлекала и внешностью, и умом – ум ее был подвижен, родниково прозрачен и не замутнен какими-либо признаками высшего или специального образования. Кроме того, глубинка русского Севера, ставшая для нее естественным фильтром, оградила ее от той гаммы пороков, которые городская