которое в первый раз он проявил, когда прислал ей свадебный букет душистых белых фиалок. Она сняла модные шелковые чулки и натянула на длинные ноги тонкие, как паутинка, шерстяные. Как он угадал необходимую длину? Она была уверена, что у модистки не было этих мерок, и тем не менее чулки сидели великолепно. Потом она увидела около кровати пару коричневых кожаных ботинок прекрасной работы, подбитых кроличьим мехом. Даже не примерив, она уже знала, что они будут впору. Сев на кровать, легко натянула их на ноги. Встав, она наконец была готова надевать бархатное платье, а сделав это, покрутилась перед высоким стенным зеркалом, рассматривая свое отражение. Никогда раньше не замечала она легкого румянца на своих щеках или роскошного цвета медных волос. Поразительно, но Конн понял, как преобразит ее этот цвет.
– Ну вот, – сказал он, подходя к ней сзади и заставив ее вздрогнуть, – позволь мне зашнуровать платье, Эйден. – Закончив, он повернул ее кругом и, осмотрев критически, сказал, улыбаясь: – Я так и знал! Этот цвет идет тебе!
Он тоже переоделся в более теплое, практичное платье. Исчез замечательный, расшитый драгоценными камнями камзол. На Конне был простой камзол темно-зеленого бархата, сочетающийся с узкими штанами. Он надел кожаные ботинки до колен и широкий пояс, с которого свисали шпага и короткий кинжал.
– Ты готова? – спросил он.
Эйден прикусила губу.
– Есть одна вещь, которую я должна сделать, милорд, и потом я буду готова.
– Что именно?
Она покраснела.
– Я должна сходить в уборную, милорд.
Теперь пришла очередь Конна покраснеть. Он тихо засмеялся сам над собой.
– Я вижу, присутствие жены заставит меня привыкнуть ко многому. Ни одна женщина ранее не говорила со мной об уборной.
Эйден сумела понять забавность этого обстоятельства.
– Думаю, мне не в последний раз придется упоминать тебе о ней в нашем долгом путешествии. Хотя я и стараюсь выражаться поделикатнее, милорд, не знаю, как сказать об этом по-другому.
– Я тоже буду стараться вести себя поделикатней, миледи. Буду ждать тебя в гостиной. – И, отвесив поклон и озорно подмигнув, он удалился.
Несколько минут спустя Эйден вошла в гостиную. Ее волосы были заплетены в две толстые косы, уложенные на голове.
– Но я люблю, когда у тебя волосы распущены, – запротестовал он.
– Я буду носить их распущенными в уединении нашего дома, но не могу ехать в таком виде или носить их так на людях. Теперь, когда я стала замужней женщиной, это неприлично.
– Ты всегда следуешь условностям, Эйден?
– Да, милорд, я поступаю именно так.
Приблизившись, он пристально посмотрел ей в глаза, медленными и точными движениями вытащил шпильки из ее волос.
– Я не следую условностям, жена, – сказал он, и под его взглядом ей захотелось бросить ему вызов, когда его пальцы расплетали ее косы.
Зеленые глаза, смотрящие ей в лицо, завораживали ее, и так же, как и в прошлый раз, Эйден почувствовала, что у нее останавливается