в русском народном устном творчестве.
– Ого! Это сказки, что ли?
– Не только! – Возбужденно затараторила Лиза. – И сказки, и легенды, и славянские мифы, и апокрифы, но это уже позднее… Так попозируешь?
– Ну…можно.
Мне не хотелось обижать Людину добрую знакомую, да и портретов с меня никогда не писали. У Изки висело два: в красках и тушью, оба написаны ее поклонниками, разными. Одного я не знаю, а второй на четвертом курсе учится, Владик Земцов. Он раз Изку увидел в театре, в «Чайке» (наши замахнулись на Чехова), так вечером пришел домой и нарисовал ее тушью, а наутро подарил. На том портрете Изка сама похожа на Чайку, какая-то трагическая, опущены глаза, изломаны брови, а вокруг все как-то темно и серо, только ее белое платье и белое лицо приковывают взгляд. Ну, да это роль такая была. Изка не очень любит этот портрет, ей другой больше по душе. Там бушуют яркие летние краски, Изольда в ее любимом красном платье сидит на лужайке в парке, плетет венок из ромашек. Она очень красивая там, как и в жизни.
– …завтра заходи в любое время, – донесся до меня голос Лизы, – мы с Колей рады будем. Ты интересная.
– Да ладно? А кого ты хочешь с меня нарисовать? Не Бабу-Ягу хоть?
Это я-то интересная? Что-то Лиза загибает. Наверное, очень нужна натурщица, серия портретов это вам не один.
– Написать, – серьезно поправила художница. – Картины пишут, а не рисуют. Во-первых, Баба-Яга уже есть, а во-вторых, Маш, я и сама не знаю. Как выйдет.
– А сколько у тебя уже есть картин?
– Две. Баба-Яга…– тут она понизила голос, – Колькина тетка. И еще Сирин.
– А надо сколько?
– Семь-восемь.
– Хочешь, я тебе еще Василису Прекрасную приведу? Только меня ты все равно напиши.
А то увидит Изку и откажется меня писать, с нее-то картина красивее будет. А я вдруг очень захотела на портрет.
– Ой, приводи, конечно. И кстати, я портрет тебе отдам, когда диплом получу, мне только его надо будет выставить.
Конечно, Изка согласилась позировать, мы обменялись телефонами с Лизой. Люда кое-что рассказала мне про эту пару: у ребят оказалась не совсем обычная история. Коля был серьезным и вдумчивым парнем из профессорской семьи Нагорных. Его сдали в физмат лицей, потом парень поступил в Бауманку. Но проучившись там один курс, вдруг понял, что вообще не хочет заниматься математикой, ну совсем. Потенциальному светилу науки хотелось просто волком выть от цифр, формул, графиков, диаграмм, но бросить престижный институт он не мог. Родители очень гордились сыном-студентом, видя в нем продолжение самих себя, даже мысли не допуская о том, что Николай не пойдет в науку. А у парня началось тяжелое нервное расстройство, которое закончилось клиникой. Врачи, психологи, уколы. В общем, на семейном совете решено было на единственного сына не давить. Коля был отпущен в «свободное плавание» и через год без особого труда поступил в Строгановское училище. Он еще в больнице начал рисовать. Лечащий врач сказал: не мешать ни в коем случае.
Жизнь