в университет, где заочно учился на факультете журналистики.
Уехал защищать диплом.
Приезжаю и сразу с вокзала в редакцию.
Час ранний.
Можно было отвезти вещи домой.
Но ехать мимо редакции и не зайти?
Во всей редакции хлопочут лишь уборщица бабушка Нина, да настукивает в машбюро старая девулька Аля. Дома холодные стены кусаются, бежит в редакцию чуть свет.
– А у нас новостей полный мешок! – торопливо докладывает Аля, едва увидев меня на пороге. – Зося-то наша!.. Задурила Зосенька с Шингарёвым! Несчастная! Как она с ним спит!?
– Наверно, закрыв глазки.
– Ага! У этого усатого бугая поспишь! Он же старый как чёрт! Толстый! Седой! Громадный, как шкаф! Ему все пятьдесят два! А ей двадцать! Ровесница его сына! Ну Зося! Ни стыда ни совести. Ничего не боится. Какая смелая!
– Что вы так убиваетесь? Будто вам предстоит оказаться на месте этой сладкой пышечки Зоси. Ночью в кровати все молодые и красивые!
– Я бы, тютька, всё равно не смогла б.
– Потому-то вы и сидите за машинкой тут почти безвылазно. А Зося молодец. Не промахнулась. Сергей Исидорович – серьёзный гражданин. Солидный, внушительный. С уважением относился ко всем в редакции. Большой военный чин. Полковник. Вышел в отставку. Самого Гагарина учил летать! Такие на глупости не распшикиваются. У нас был комиссаром отряда «Искатель».
– Так вот дал Шингарь тягу. Позавчера приходил, забрал трудовую. Потом говорит: «Дайте и книжку Аиста». Это он так Зосю величает. Зося раньше прислала заявление по почте. Стыдно глазки показать. Ну надо! Прихватизировала слона! Отбыла скандальная парочка на житие в столицу. С квартирой Шингарю помог сам Гагарин.
– Подумать… Самого Гагарина учил летать! Какие птицы залетают к нам в «Молодой». Я думаю, у Зоси с Сидорычем всё вырулится на добрый лад… Хватит о них. Как тут все наши? Неугомонный герр Палкинд всё бесшабашно штурмует редакцию вагонами своей пустозвонной, кошматерной стихомути?.. Что наш красавей Вова Кузнецов напечатал в моё отсутствие? Золотое перо! А разменивается на газетную ламбаду. Как жалко… За серьёзную прозу надо садиться парню!..
Тут, горбясь, глаза в пол, прошила к себе в дальний угловой кабинет Северухина. Я к ней.
– Ну, как вам жилось месяц без меня, товарисч заместитель редактора? – спрашиваю.
– По-всякому, Толя… Наверно, скоро меня здесь не будет…
– А с чего такой пирожок?
– Тут надо мной такое… Тульские умельцы… Третьего дня прибегаю утром и с ходу падаю в кресло читать ботву[65] в номер. По старой привычке, не отрываясь от рукописи, наливаю из графина попить, подношу стакан ко рту и тут мне шибанул в нос специфический запах… Оха, тульские умеляки… И блоху подкуют, и цыганский долг мне в графин отдадут… Как чисто эти тульские умельцы всё сляпали… Горлышко у графина такое узкое… Как смогли?.. Нипочём не пойму… Даже сразу и не заметишь…
– Да что ж таковецкое свертелось?
– Мне, Толя, говоря открытым текстом, в графин, пардон, написали и накакали тульские мастеровиты. Только и всего. И под графин подпихнули красочную открытку