придумывать, что сказать, чем удивить, я даже и не пытался. Слишком мало знаю о Лиз, слишком далек от меня мир, в котором она живет. Как получится, так получится.
Уже тридцать пять минут хожу по судейскому коридору с мутными светильниками, вделанными в потолок. Поглядываю на матовое стекло двери, где жирными черными буквами написаны часы ее работы. От десяти до пяти. Сейчас пять тридцать пять. Налитые ядовитой темнотой тени бесплотных чиновников, спешащих мимо, одна за одной беззвучно протыкают навылет грудь и выходят с другой стороны. И с каждой проткнувшей тенью все меньше терпения остается во мне.
В пять сорок чувствую, что дошел до ручки, раскаленной – так что воздух вокруг нее тихонько шипит, – дверной ручки офиса Лиз. Осторожно двумя пальцами тяну на себя и заглядываю внутрь.
За столом и спиной ко мне посетитель, наклонив огромную взлохмаченную голову, что-то настойчиво требует. Мягкое свечение идет от компьютерных клавиш у нее под пальцами. Она делает жест бровями, чтобы ждал в коридоре. И снова еле заметное обещание улыбки проскальзывает на губах. Сидящий перед ней мужик недоуменно поворачивается, но я уже успел выйти.
Наконец взлохмаченный с недовольным видом проходит мимо меня. Еще через несколько мгновений узкая полоска света на каменном полу под дверью в офис исчезает и появляется сама Лиз.
– Я хотел поблагодарить вас за адвоката…
– У вас еще будет возможность поблагодарить… – Слабое голубое свечение идет у нее откуда-то из маленькой впадины прямо под шеей. Голос взволнованный и веселый. Чтобы в любую минуту в шутку все превратить можно было бы? – Должна вас предупредить. Он человек немного необычный. – Мне скоро предстоит убедиться, что это было сильным преуменьшением.
– Я заметил.
– Но не обращайте внимания. Придется приспособиться. Лучше вы не найдете. Я его хорошо знаю.
Она секунду думает о своем, по лицу проскакивает легкая тень. Встряхивает головой, улыбается. Не только губами, но и раздувающимися ноздрями, лучиками в уголках глаз, танцующими искорками в синих зрачках. Смотрит с такой откровенной нежностью, что мне становится неловко. Но отвести взгляд не могу. Наши глаза уже полюбили друг друга и не хотят расставаться… Нежности ни в детстве, ни потом у меня почти совсем не было. И рот мой сам собой растягивается в ответной улыбке.
В лифте мы оказываемся одни. Наши пальцы осторожно касаются друг друга. Цепь замкнулась, пошел ток, они начинают мелко дрожать. Пахнущее новогодними мандаринами и еще какими-то только что срезанными полевыми цветами дыхание обвевает, обвивает мое лицо. Сумасшедшее сердце стучит так громко, что она не может не услышать.
Потом в мельтешащей междуэтажной темноте Лиз успевает легко коснуться ладонью моей щеки. Словно выдает тайну, которую не решается произнести вслух. Сливаются, смешиваются друг с другом наши дыхания… Как всегда, в темном лифте у меня легкая паника. Привет от Большого Клауста. Кабина останавливается, и она отдергивает руку.
Это скользящее прикосновение золотистой