не приспособлена к современному информационному полю. А дополнительная нагрузка негативно повлияет на наше состояние здоровья. Как-то так они сформулировали, но, по сути, это отключение старшего поколения от телевидения, интернета, стационарной и мобильной связи. Вот уже десятый день я узнаю новости от случайных людей. От таких же «третьих» как я сам.
Меня озарила блестящая, как мне показалась, идея. Машуля. Еще три остановки пешком и я доберусь до ее дома. Уж кто-кто, а родная дочь объяснит мне, что на самом деле происходит. И главное, она не откажет отвести меня на кладбище. К моей супруге. Ее матери. Собравшись духом, я потопал.
Пока добирался, пришлось сделать два привала. Сердце выскакивало из груди, колени судорожно ломило, а голова кружилась так, словно я на аттракционе.
– Кто там? – услышал я из-за запертой двери голос внучки.
– Ксюша, привет! – звонкий голосок безумно меня обрадовал. – Радость дедушкина!
– Мама, мама, – голос удалялся, – дедушка пришел!
Через пару секунд из-за двери заговорила Машуля:
– Чего пришел? Вам же запрещено шляться по городу!?
– Доця здравствуй! Двери-то хоть откроишь?
– Нельзя! Ты понимаешь, что можешь всех нас заразить? Егор только оправился от «Девятнадцатого»
Я понимал, но ничего не мог с собой поделать.
– Машуль, открой! Я на секунду, посмотрю на вас и … мне больше ничего не надо.
Повисла тяжелая пауза. Дочь сомневалась. В ней боролся, с одной стороны, страх, а с другой … что-то, что до пандемии называлось … Не важно.
– Папа, уходи! – наконец сказала она. Голос ее дрожал, и я чувствовал, как ей больно это говорить. – Ты можешь нас убить!
– Доця, любимая, я не болен! Я … – как много надо им сказать, но голос утонул в обиде.
Я стоял на лестничной площадке и глотал слезы. Кто знает, сколько бы еще там простоял. За дверьми послышался голос зятя:
– Кто там? Папа? Чего ему здесь надо?
– Здравствуй, Егор! – сказал я, пытаясь унять слезы.
– Что вам надо, Андрей Павлович!? Идите отсюда. И не приходите больше.
– Но, я всего лишь …
– Уходите. Иначе звоню полицию! Маша, где дезинфектант? После него надо все там продезинфицировать.
Я положил ладонь на дверь, пытаясь хотя бы их почувствовать. Единственные оставшиеся любимые люди. Может, в комиссии правы? Я действительно опасен для них? И не только для них, для всех тех, кто младше шестидесяти. Меньше всего на свете я хочу причинить кому-нибудь вред. Особенно им.
– Прощайте! – прошептал я, заковыляв по лестнице вниз.
42-ой день пандемии. 11-ый после брифинга. (первая запись)
Ночью я не спал. Визит к дочке вымотал меня окончательно. Колени ломит безостановочно, голова просто раскалывается. Наверняка, давление зашкаливает. Надо бы позвонить в «скорую», но стационарный телефон отключен. А мобильник, за продукты, отобрали еще в первый день. Да врачи бы и не приехали. В день брифинга комиссия вынесла решение,