Два разных мира, два космоса разошлись в разные стороны, случайно повстречавшись на каком-то витке своих орбит.
«Здравствуй и прощай, седая бабушка! Уходи с пути, скорее, ну-ка!..» – неожиданно вспомнил я строки Маяковского, грустно глядя в густую темь за стеклянными дверями, стремительно уносящуюся назад – туда, где минутой раньше растворилась в пестрой толпе станции «Вокзальная» бедная усталая женщина, – далеко еще не старуха, по современным-то меркам, – унося с собой свои неведомые печали и заботы – подальше от этих чужих, непроницаемых «инопланетных» лиц, уткнувшихся в разнокалиберные мониторы.
Нах хауз, или Мы ждали это время и вот…
Юности свойственно бунтарство. И не важно, в каком качестве, ранге и звании она тебя застает… Это я сейчас о своей «мятежной» юности. Заметим, не о студенческой или, тем более, творчески- хипповской, а о весьма суровой – курсантско-лейтенантской. Представьте, и нам, находящимся в строгих уставных рамках, тоже временами удавалось быть бунтарями и «революционерами». И нас тоже, как и нынешнюю молодежь, влекли площади, до краев заполненные возбужденной толпой – по большей части наших же сверстников. Площади, где было шумно, празднично и весело, а с подмостков звучали заводные мелодии рок-кумиров нашего времени, которые подобно пророкам выкрикивали со сцены умопомрачительные комбинации слов, похожие на откровения. Ну, например: «Мы ждали это время – и вот это время пришло!» Нас пьянили эти слова, ощущение свободы, полета, чувство толпы и еще – предчувствие чего-то необычного, неизведанного, запретного…
А потом, после выпуска из военных училищ, многих из нас ждали города старой Европы: Чехии, Польши, Германии – другие, в общем, берега, где перед нашими изумленными юношескими взорами открывались совсем иные картины. Мы бродили, ездили на машинах, велосипедах и мопедах по завораживающим старинным улочкам Варшавы, Легницы, Праги, Лейпцига, Дрездена, Франкфурта-на-Одере и открывали совсем другой мир, по-прежнему пребывая в эйфории своей юности, свободы, счастья… В предчувствии чего-то нового, неизведанного. И по мере того, как мы преодолевали все новые и новые горизонты, чувство эйфории, восторга и благословенной свободы только усиливалось.
Юность – волшебная пора, когда тебя еще не давят и не тянут к земле бесчисленные житейские вериги. Когда жажду свободы не могут задушить даже строгие армейские порядки, вся та казарменно-административная система, частью которой были мы сами.
Что интересно, наши максималистские юношеские ожидания удивительным образом начали сбываться. «И тут наступила История!» – как писал незабвенный Михаил Булгаков. И юность закончилась. Хотя мы сами об этом еще и не догадывались.
После приезда осенью 1989 года М. С. Горбачева на торжества, посвященные 40-летию Германской Демократической Республики, и его памятного поцелуя на партийном съезде с лидером