и человеческие (а иногда чуть-чуть собачьи) у них повадки. Но домовые на всякий случай играют свою роль до конца, становясь взрослыми котами, старыми котами – а потом переселяются в дом и следуют за своими хозяевами, куда бы те ни переехали. Это весьма старомодный народ, и прежде всего они в людях ценят доброту и сопереживание, а доброта и сопереживание, как водится, чувства нежные и уязвимые, соответственно, нуждаются в защите со стороны сильных мира сего. И домовые становятся одними из немногочисленных мировых меценатов милосердия.
Вот и сейчас «котята» жались к фундаменту здания, дрожа от воображаемого холода, попискивая, когда Таня вынесла им миску хлеба с молоком и сосиски. И тут же ринулись к миске, отталкивая друг друга, жадно жуя и чавкая, заглатывая сладкое свежее молоко розовыми шершавыми язычками. Таня положила рядом второе блюдо с нарезанными сосисками, но увлечённые хлебом с молоком котята этого даже не заметили.
Домовые – сделано, отметила Таня, пересчитав их. Котят было семь, и это по книге считалось отличным знаком. Сейчас домовые в основном гуляли вдоль здания, но когда они начнут заглядывать в окна, их можно было отвезти в город и отпустить в разных районах. Конечно, они были не настоящими котятами, но Тане всё равно эта процедура казалась жутковатой. Быстро ли найдутся люди, которые будут кормить их таким же свежим молоком? А что, если им придётся переживать тяжёлую зиму? Что, если их не возьмут себе, если добрый человек не найдётся?
Вздохнув, Таня вернулась в дом и взяла с подоконника размороженную с вечера рыбу в контейнере с ламинарией. Её было уже гораздо меньше, чем обычно, потому что русалки входили в возраст, когда должны были охотиться самостоятельно. За две недели до этого они не без помощи Азеллы, вроде бы, заселили оба водоёма различной живностью, которая должна была прижиться, размножаться и успешно кормить всё, что созревало в воде. Самыми проблемными были, пожалуй, лягушки судьбы, но по их поводу в ближайшие дни обещала приехать аж сама Полина, руководитель отделения Лекарей по животным, поэтому Таня старалась не волноваться. Да и её собственные любимцы, кикиморы, процветали и встречали её каждый раз радостным клёкотом, похожим на громкое зубное мурлыканье, стараясь выпрыгнуть из вольера и нежно покусать тёплую руку Тани. Прикусывание запястий у кикимор такого возраста было знаком признания человека за своего, показателем величайшего доверия.
Но несмотря на то, что потенциально кикиморы были более опасными существами, а русалки вырастали в прекрасных и довольно безобидных созданий, Таня про себя немного их побаивалась. Было что-то странное в их несфокусированном взгляде, медленно твердеющей чешуе, сильном дурманящем запахе цветов лотоса или сломанных кувшинок от поверхности их тел, в том, как они тенями скользят по дну реки, медленно, кругами, поднимаясь на поверхность. Русалки тоже клекотали, но используя разную гамму