к коттеджам, видневшимся вдалеке.
В деревеньке ей было знакомо всё, а сегодня, с тёплым августовским солнцем и пряным запахом сухой травы и опавших яблок, всё выглядело и вовсе картинкой из рассказа Бунина. Стрекотали кузнечики, лениво порхали крапивницы, у нескольких домов валялись старенькие, советские игрушки-грузовички и кубики – к бабушкам приехали маленькие внуки. Идти до коттеджей было недолго, минут двадцать по полю и заросшему травой крутому склону, напоминающему тот, что был у её дома в детстве, только без деревьев, зато с большими кочками. Медленно покачивались растопырившие свои синие глаза стрелки цикория, краснел иван-чай. Драный серый кот вылизывал ногу, увидел Таню, да так и застыл с поднятой ногой и высунутым языком, сонно моргая на Таню зелёными глазами.
Таня зажмурилась и позволила солнцу успокоить и убаюкать себя. Дорожку между домами она знала и с закрытыми глазами. В последнее время часто хотелось просто замереть и раствориться без остатка в настоящем моменте, потому что, по ощущениям, будущего у неё не было. С работой ничего не получалось – её тыканье в идеалистические советские профессии показало, что времена изменились, так что приходилось работать круглые сутки за гроши, да ещё и с постоянными нагоняями, к которым Таня относилась очень болезненно. «Сделать бы для таких, как я, теплицу, – подумала Таня, жмурясь на солнце. – Чтобы мы не уезжали в Исландию». Это было последнее лето перед принятием серьёзного решения – переучиваться на рабочую профессию или выбирать что-то и вовсе непрофессиональное, вроде уборщицы. Разум беспомощно метался между жемчужной глазурью и лёгким разгулом творчества в кондитерском мастерстве – и мыслью о продаже ледяного кофе в ларьке «Кофе с собой». Как бы она в белом фартуке царила посреди запахов кофе и вкусно пахнущих сиропов!.. Но Таня даже в моменты отчаяния понимала, что видит идиллическую моментальную картинку, в которую не включены настоящие трудности профессии. Все эти мысли давили со всех сторон, деньги были на исходе, а талантов всё ещё не наблюдалось, поэтому иногда Тане хотелось просто спрятаться куда-нибудь в угол и оттуда вообще не вылезать никогда.
Вернее, как, Таня могла переводить с английского, достаточно быстро и грамотно печатать и писать, рисовала, снимала и монтировала маленькие любительские ролики, быстро разбиралась в технике и хорошо общалась с детьми и взрослыми, но если внутри не было маленького конферансье, способного красиво представить это с выгодной стороны, умения из красивой витрины превращались в груду хлама. Или закопанное на необитаемом острове сокровище.
Таня поджала губы и постаралась сосредоточиться на солнце и вкусном запахе сливового компота из домика тёти Паши. Она обещала сама себе больше не думать на эту тему ближайшие три дня, потому что мысль просто вхолостую металась по тупику, не находя выхода, а позволять себе паниковать в моменты отчаяния – последнее дело.
В траве