/p>
Кровавый желудок рассвета навис над головой, переваривая горячую алую плоть.
Каждый день планета уносит жертву.
Куда?
Никто не знает.
Для чего?
Это ее тайна.
Отчаяние стиснуло сердце Ганса, помутило разум. Он потянул гашетку. Орудие мелко задрожало, извергая в кровавое небо сотни смертельных лучей.
Ганс палил в ненасытную утробу и выл, громко, дико, как разъяренный зверь. Он помешался от горя, мозг разлетелся на куски.
Его крик слился с надсадным ревом миномета и с каждым залпом становился громче и страшнее.
Ганс приговорил к смерти кровавый рассвет.
Будь проклята, Миринда! Будь проклят каждый твой камень!
– Эй, потише! Побереги заряд, – на плечо механика легла тяжелая испачканная машинным маслом рука Юса.
– Да пошел ты! – проворчал Ганс, выбегая из рубки.
* * *
В эту ночь Туман забрал Герду.
Почему ее? Именно в эту ночь?
Утром Ганс протянул пальцы к волосам, разметанным на подушке, к теплу, по которому успело соскучиться тело, – рука наткнулась на ледяную пустоту.
– Герда?
На пальцах сконденсировались капли тумана.
А лицо!
Лица уже не было. Вместо него образовался мглистый смутный провал.
Герда была мертва.
ОНА ТОЖЕ БЫЛА МЕРТВА!
Дневальный Бодри всадил ему под лопатку шприц с какой-то дрянью:
– Полегчает. Проснешься с другими мозгами.
Ганс, рыча, вытащил из мышцы янтарную капсулу.
К черту!
Капсула, сверкнув в лучах прожектора, полетела в грязь под ногами.
Бодри вздохнул:
– Как хочешь. Хотел помочь.
– Поздно.
– Туман. Никогда не знаешь, кого он заберет. Соболезную, друг.
– Какой, к чертям, туман? Нет, не туман, не дождь, не слякоть!
– Но ты тоже ничего не видел.
– Не видел, но знаю. Герду убило что-то иное, разумное. С ней мы были одни, вместе, рядом! Туман словно вытащил ее из моих объятий. Он выбирает жертву, как хищник. Он убил ее, а со мной обошелся, как с пледом, не тронул, не задел.
– Возможно, ты ему не по зубам.
– Я бы убил его, я бы точно перебил ему хребет. Это была наша первая ночь.
– Переживи, друг.
– Почему не я?
– Слышишь? Тебя зовет док. Иди.
* * *
За дверью воняло едкой медицинской дрянью.
За спинами капитана и старпома виднелось обнаженное тело молодой женщины, его и каждую пылинку на нем придирчиво с помощью лупы осматривал корабельный док.
– Не могу понять. Ничего не понимаю, – бормотал он. – Почему это происходит каждый пятый день? При этом отсутствует какая-либо симптоматика, характерные черты заболевания или физических внутренних повреждений. Отчего смерть каждые пять дней выхватывает по человеку из рядов наших сталкеров?
Капитан кашлянул в кулак:
– Простите, док, но это ваша обязанность – выяснить причину смерти.
– Знаю, знаю. Но все так странно. Боюсь сказать, что мы столкнулись с неизвестным ранее заболеванием или намеренной атакой чужеродной среды…
– Док, мы не можем внести в отчет ваши вопросы и восклицания. Конкретно и четко: что происходит на станции?
Док протер стерильными салфетками руки, обнаженные по локоть. Мокрые жесткие волоски приклеились к пористой обесцвеченной коже.
– Соболезную, – сказал он. – Картина понятна. И в то же время непонятна. У погибших один и тот же эпикриз: вернее полное его отсутствие. Паралич. Резкое изменение крови. Мгновенное окисление внутриклеточных структур и всего организма.
– Что это значит, док?
– Феномен. Но не заболевание. В этот раз мы можем докопаться до решения загадочного явления.
– Вы уверены?
– Да, у меня появилась пара идей, – сказал док, – если получу разрешение на проведение эксперимента.
– Разрешение, док?
– Да. Нужно обойти некую конвенцию, запрещающую эксперименты с высокой степенью риска.
– Никакого разрешения – приказ! Вот моя резолюция. Немедленно приступить к исполнению! – гаркнул на всю прозекторскую кэп.
Доктор встретился взглядом с Гансом.
– А вот и он! Этот молодой человек поможет нам в расследовании.
Старпом с капитаном переглянулись.
– Ганс? Наш механик?
– Этот юноша находился в близком контакте с покойной Гердой, причем даже в момент ее трагического ухода.
– Хотите сказать, док,