сейчас, проплывая по Гранд-каналу, понял: это мне удалось не в полной мере. Быть может, не удалось вообще.
Я вертел головой, разглядывая теснившиеся друг к другу палаццо то за одним, то за другим бортом вапоретто, и сознавал, что не успеваю, катастрофически не успеваю усваивать зрительную информацию. Мой мозг приближался к эйдетическому коллапсу; увиденное сбивалось в кучу и представлялось невоспроизводимым в памяти. Водное пространство несло меня мимо призрачных берегов, растворяло в себе контуры зыбкой реальности прошедших минут и оставляло доступным восприятию только настоящее, сиюмоментное. Века и эпохи, множество безвестных жизней и человеческий труд, воплощённый в камне – теперь всё это превратилось лишь в короткоживущие следы на воде. Я плыл по Большому каналу, наполненному до краёв чужими следами, и сам превращался в след, в отражение, в едва уловимую игру солнечных бликов под мартовским небом Венеции.
И ещё – было очень трудно поверить, что вся эта красота построена на соплях.
Нет, ну я читал, разумеется, что в болотистую муляку Венецианской лагуны вбито бессчётное количество заострённых стволов лиственниц и дубов, на которых покоятся основания городских строений: вся Венеция стоит на миллионах окаменевших деревянных свай. Однако знание данного факта никак не сообразуется с тем, что открывается взору, когда слева по борту навстречу тебе выплывает асимметричный кружевной Ка» д'Оро, образец венецианской готики, а справа, наискосок от Ка» д'Оро, появляется неоготическое здание рыбного рынка Пескерия со стилизованными аркадами (сюда приходил по утрам Хемингуэй, чтобы поесть устриц, запивая их водкой), и далее, ошую – изрядно покрытый грибком Ка» да Мосто, самый старый дворец на берегу Большого канала, построенный в венето-византийском стиле; а затем прямо по курсу вырастает мост Риальто, обрамлённый с двух сторон дворцами деи Камерленги и Фондако деи Тедески…
Когда мы выплыли из-под моста, Валериан от избытка чувств принялся декламировать стихи Андрея Щербака-Жукова и Андрея Тодорцева.
Анхен и Элен вели съёмку окрестных красот, а заодно снимали на смартфоны и Валериана (по их мнению, он в эти красоты весьма органично вписывался).
Канал на всём своём протяжении изгибался, точно любовно приобнимал Серениссиму.
А мы с Сержио поначалу перебрасывались короткими фразами, обмениваясь впечатлениями относительно увиденного, а затем заспорили:
– Надо купить проездной билет на вапоретто, – говорил он. – Будем плавать каждый день туда-сюда сколько захотим.
– Зачем плавать, – не соглашался я. – На Гранд-канале мы сегодня осмотримся, а потом будем ходить по Венеции пешком, наслаждаться.
– А ещё, я слышал, есть какой-то общий билет на посещение всех музеев в городе, – не унимался он.
– Зачем тебе музеи? Вся Венеция – музей под открытым небом.
– Тёмный ты