четырнадцатилетняя Райка исчезла из дому. За полночь – стук в дверь. Пока Лёвка просовывал заскорузлые когти на ногах в растянутые треники, Дуня, укутанная толстой фланелевой ночной рубашкой до пят, как броней, уже вопрошала: «Кто?» – «Мы, мама!», – родной до боли шёпот пронзил Дунино сердце навылет. Дрожащими руками она отодвинула щеколду. Сёмка и Санька ввалились в дом, грязные, вонючие, но целые и невредимые. «Мама, мама, нам надо слинять на полгодика, потом, когда всё уляжется, вернёмся. Все замнётся, ничего не будет. Не бойтесь, мама, только поспешите. Соберите нам в дорогу, мы пересидим у деда в Белогорке», – отводя глаза, метались братья по дому, хватая вещи и суя их в рюкзаки. Сдавленный крик вырвался из Дуниной глотки: «Вы убили охрану?!» Тут выползла Соня, ничего не соображающая со сна, и, наконец-то, приковылял Лёвка, разом пробудившийся от Дуниного вопля. «Шо вы такое говорите, мама?! И придёт же в голову! Тише, вы весь дом перебудите! Усё нормально, все живы, просто нас отпустили. Так получилось. Только сваливать нам надо по-тихому». – «Шо такое? Если отпустили, почему бежать?» – встрял Лёвка. «После, папа, после». – С этими словами Сёмка и Санька поцеловали мать, отца и сестру, похватали рюкзаки и скрылись за дверью. Долго еще Дуня, Лёвка и Соня пялились друг на друга выпученными глазами, друг у друга выпытывая же, что это было, что случилось, как Сёмке с Санькой удалось бежать, и что из всего этого выйдет. Потом всё-таки улеглись спать дальше. Лёвка вскоре захрапел, а Дуня всё ворочалась с боку на бок, тревога за сыновей прогнала сон. Стало светать, Дуня встала, закуталась в шаль и вышла на веранду. В соседских окнах было еще темно. И вдруг в свете зари она увидела Райку, сидящую на ступеньках лестницы. Зажав себе ладонью рот, давясь своим криком, Дуня кинулась с веранды на лестницу, схватила дочь за плечо и горячечно зашептала: «Ты как тут оказалась? Чего ты тут сидишь?» На что Райка, лениво вставая, с каким-то неуловимым презрением в голосе ответила: «Жаль будить вас. Ждала вот, когда проснетесь», и стала подниматься. Дуня шёпотом же заорала ей вслед: «Так ты шо, дома не ночевала? Ты хде была? Хде была, я спрашиваю?» Райкина спина слегка напряглась, но она продолжала так же медленно и уверенно подниматься. Вся в нехороших предчувствиях, обливаясь холодным потом, тащилась Дуня за ней. И только плотно прикрыв дверь квартиры и уже направляясь к себе в кладовочку, Райка бросила, не оборачиваясь: «А шо вы думали, мама, Сёмку с Санькой за просто так, на халяву отпустили? Надо ж было шо-то делать, слёзы нынче не в цене». Вот так просто обменяла Рая свою девственность, свою нетронутую красоту на свободу своих братьев. Тут уж Дуня, забыв про всё на свете, заголосила в отчаянии. Лёвка выскочил в трусах, вылезла Соня. Но Дуня замахала на неё руками: «Уйди, уйди», заставила вернуться в комнату и позволила мужу увлечь себя в супружескую спальню. Там, давясь рыданиями, ругаясь и молясь, заламывая руки, поведала
