посмотрел на дно лодки, а затем вопросительно поднял глаза на отца.
– Озёра, моря, океаны. Они все связаны, как огромное подводное царство, наполненное невиданными созданиями, прекрасными городами и великолепными растениями. Я буду всё время рядом с тобой, ближе, чем ты можешь себе предположить, и когда я пойму, что ты живёшь настоящей удивительной жизнью, я приду за тобой. Мы все вместе отправимся в великолепное путешествие по бескрайним подводным мирам.
– Но зачем тебе следить за мной? Как ты будешь там дышать и как долго тебя не будет?
– Я тебе ещё обязательно всё расскажу, но позже. Просто не слушай людей и знай, что я вернусь и заберу вас с мамой в самое волшебное и увлекательное путешествие, которые ты мог когда-либо себе представить. Только живи, сынок, настоящим и не рассказывай никому о подводном царстве, особенно взрослым. Они лишь рассмеются и никогда не поверят тебе.
Я вновь посмотрел на поплавки, которые перестали дёргаться и стояли прямо и неподвижно.
– А зачем тебе вообще исчезать?
– Есть вещи, на которые мы не можем повлиять, но если произойдёт что-то подобное, ты будешь знать, что нужно делать. Договорились?
Я кивнул, а он обнял меня.
Через неделю рано утром, пока я ещё спал, отец отправился на рыбалку и не вернулся.
Я встаю, подметаю пол, затем мою его начисто. Настолько чисто, насколько возможно вымыть старый потёртый, местами прогнивший пол. Я перекладываю оставшееся пюре в одну миску, накидываю туда все кости, что есть у нас. Затем я начисто вымываю посуду. Вода от пюре даже не меняется в цвете, настолько пюре жидкое. Я надеваю шапку, старую куртку и дырявые, но вычищенные ботинки. Я беру с собой тёплые вещи, которые могу утащить, и миску с жидким пюре и костями. Я выхожу на улицу, где дует сильный холодный ветер и идёт снег. Подхожу к конуре Шарика, раскладываю в его конуре тёплые вещи и ставлю перед ним миску с пюре и костями. Шарик жалобно смотрит на меня, трясётся от холода, но слегка виляет хвостом. Он наклоняется к миске и начинает жадно лакать жидкое пюре, хрустя косточками.
– Я буду скучать по тебе, малыш, – слëзы наворачиваются на моих глазах, а руки трясутся, – надеюсь, теперь тебе не так холодно. – Шарик жалобно смотрит на меня, а затем возвращается к лакомству. Я ещё раз крепко к нему прижимаюсь, он облизывает мне лицо, словно желая слизать все до одной слезинки с моих щёк.
– Я люблю тебя, малыш. Прости, что так выходит, – я обнимаю его и выхожу со двора.
Дорога до озера занимает десять минут через маленький лес. Путь мне осложняют сугробы снега, которые приходятся мне по колено. Я медленно ковыляю, высоко задирая ноги, пока моя мать сидит в кресле-качалке в свете одинокой лампочки, укутанная в шерстяной платок, и курит сигарету через мундштук, глядя в окно. Возможно, она сейчас разговаривает со мной, даже не замечая, что меня нет рядом. С того момента, как исчез отец, создавалось впечатление, что для матери я тоже исчез.
На озере никого нет. Лишь белая заледеневшая пустыня, расстилающаяся на километры вперёд. Ледяной ветер дует мне в лицо, и хлопья снега разлетаются