то будет интересно посмотреть, как ведьминое колдовство подействует на нежить.
Но ничего из этого не выгорело. Девка тут же получила ложкой в лоб, от чего радуга вмиг рассыпалась, мельтеша в глазах цветными искрами, а в том месте куда припечаталась ложка, зуд задрал нестерпимой чесоткой.
Но, не имея возможности вынуть руку и почесать ушибленное место, она принялась шевелить кожу мимикой, непроизвольно кривя рожи лешему. Хмурый нежить расцвёл словно цветок на весенней поляне, рассматривая кривляние безалаберной кутырки, а затем вполне довольный зрелищем, деловито облизал деревянную ложку, полюбовался на чистое столовое орудие и сунул не в котомку, а за пазуху.
После чего напоил из кожаного походного мешочка торчащую из земли голову с лицом, явно про себя ругающееся матом, встал, отряхнул кожаные штаны, и не говоря ни слова просто ушёл в лес. Ни здрасти тебе, ни до свидания.
Ближе к вечеру стало скучно. Она передумала одно, другое, третье. В конце концов, смежила глаза и уснула. Пропади оно всё пропадом…
Утро добрым назвать было невозможно, потому что началось оно со страшной судороги, охватившей всё тело снизу доверху. Все мышцы до одной прихватило так, будто вот-вот не выдержат напряжения и разом порвутся.
Спросонок, ничего не соображая, лишь распахнув глаза поняла, что задыхается, так как нещадная судорога не давала ей возможности дышать. Но через несколько ударов бешеного сердца, дева неожиданно осознала, что лишь пытается вдохнуть, не пытаясь выдохнуть. Вот это и мешало ей дышать в первую очередь.
Колотило рыжую очень долго по её разумению. Она не только окончательно проснулась, но и успела придаться панике, а после паники и с жизнью слёзно попрощаться. Но так как в результате прощания ни жизнь, ни судорога не закончились, то принялась зверствовать, возненавидев всё вокруг и ругаясь как Матёрая баба. Лишь только после того, как выдохлась, наконец-то взялась за ум.
Вспомнила наставления Медведицы и принялась твердить про себя словно заговор: «спокойствие, терпение, сдержанность», во что бы то ни стало, пытаясь контролировать дыхание. Из всех зол, свалившихся на неё, из всех невзгод, кутырка больше всего боялась задохнуться.
Понимая, что простое повторение заученных слов никакого результата не даёт как ни старается, дева каждый раз повторяя, попыталась их снабдить мысленными образами. В конце концов о спокойствии рыжая забыла окончательно. О сдержанности даже не вспоминала, как и не было, а твердила лишь одно сквозь сомкнутые зубы – «терпеть».
Напасть отпустила резко, как и накинулась. На Райс навалилась такая дикая усталость, будто целый лес сначала вырубила, а потом на своём горбу вытаскала. Притом не просто так, а бегом бегала. Тело ныло и гудело всё без исключения, даже сразу не поймёшь, чему в нём больше всего досталось. А как себя внутренне ощупала, тут же с ужасом осознала, что, борясь и терпя судорогу, она в другом не вытерпела, и ни только обмочила ляжки, но и кое-что другое наделала под себя.
Стало