Ведь в других странах такого нет.
– Говорят, что есть. Просто меньше и они это тщательнее скрывают. Нет, я не верю, – добавила я. – Я просто не могу поверить, что человек, живущий на этой земле, мог бы придумать такую страшную вещь. Просто не допускаю такой мысли. Да и зачем бы? Это же очень глупо. Государству нужны будущие работники.
– Вот поэтому. Чтобы потом, когда мы будет доведены окончательно, под видом лекарства дать нам беременным или нашим новорожденным детям что-то, что убьет в них личности и превратит в тупых животных, способных лишь безропотно работать на государство, а не мыслить критически.
– Нет, нет, я не верю, – мне хотелось закончить разговор. Я не верила во все эти теории заговоров, про которые слышала и от своих знакомых, и от отца. Мать и родственники хотя бы все воспринимали с религиозной точки зрения как испытание и наказание. Это мне было ближе и понятнее. Копаться и рассуждать о политических дрязгах мне точно не хотелось. Я была очень далека от этого.
Дверь лаборатории вдруг открылась. В коридор вышла девушка, которая брала у меня кровь.
– Королькова Мария? Кто? – спросила она.
– Это я, – сказала я в ответ.
– Вам нужно будет через пару дней пересдать анализ. Только ничего не ешьте хотя бы часов за двенадцать и сладкого за сутки избегайте. У вас натощак уже высокий уровень глюкозы.
– А что это значит? Я вроде бы вчера старалась сладкого не есть.
– Возможно, гестационный диабет. Бывает у беременных. Вы пересдайте кровь в конце недели. Запишитесь в регистратуре. Если будет то же самое, то надо проконсультироваться у эндокринолога. А сейчас можете идти.
Я взяла из ее рук результаты анализа, сказала «спасибо» и направилась к лестнице. На секунду я обернулась и увидела, что женщина, с которой я разговаривала, берет у медсестры бутылочку с глюкозой, которую мне выпить не пришлось.
Через три дня после сидения на диете анализ показал то же самое. Мне пришлось идти к эндокринологу. Тот назначил мне диету, исключающую сладкое, мучное, все соки и даже фрукты, кроме зеленых яблок. Хорошо хоть инсулин не пришлось колоть. Врач сказала, что до конца беременности придется быть на диете. Потом, она надеялась, что все пройдет. Как она сказала, такое бывает примерно у каждой десятой беременной. «Главное, не навредить малышу», – добавила она, видимо, по привычке, но потом смутилась, поняв, как это звучит в нынешней ситуации. Я поблагодарила ее и ушла.
Без сладкого было тяжело. Я всегда относилась к категории людей, привыкших заедать стресс. Но привычка на то и привычка. Через две недели я уже адаптировалась к своему рациону. В общем-то, это было не так уж и плохо. Вместо снежка с булочкой я теперь на ночь пила пустой кефир, а конфеты к чаю были заменены простыми сушками. Олег с Алиной старались не есть сладкого при мне, но я видела в мусорном ведре упаковки от мороженого и фантики от шоколадных батончиков. «Зачем все это? Зачем эти жертвы?» – иногда в отчаянии думала я. Но сама же себе отвечала: «Я дойду этот путь до конца.