как раньше. Кажется, из-за морской болезни я немного потеряла в весе.
Попытка поправить рыжие собранные волосы не увенчалась успехом, и я вновь окинула взглядом каюту. Здесь было уютно. Но от осознания того, кому именно принадлежит вся эта роскошь, мне становилось жутко, равно как и от того факта, что в любой момент сюда может нагрянуть этот странный человек, судя по всему, капитан пиратского судна. Мысль о скорой встречи с ним будоражила меня.
Еще немного побродив по каюте, я обнаружила, что дверь в смежную комнату и ящик стола заперты. К рукописям и книгам на рабочем столе я даже не решила прикоснуться и, устав от бессмысленной ходьбы, примостилась в мягкое кресло в углу. Стоило мне расслабиться, как я почувствовала жуткую усталость; она обрушилась на меня внезапно – ударом кулака. Вскоре я уснула.
Не знаю, сколько часов я проспала, но когда проснулась, за окном уже было темно. Каюту освещал свет нескольких свечей, вставленных в настенный канделябр, и еще одной – одиноко стоявшей на столе капитана.
Сам капитан сидел над большой книгой и сосредоточенно делал там какие-то пометки. Окончательно проснувшись, я почувствовала, как бешено колотится мое сердце, как страх сковывает его. Совершенно непонятное волнение охватило меня, ладони вспотели. Я старалась не двигаться, боясь привлечь к себе внимание мужчины, и внимательно осматривала его.
Сосредоточенный, хмурый. Он был увлечен записями в журнале и, кажется, не заметил моего пробуждения. Но, словно опровергая мое предположение, его низкий, с приятной легкой хрипотцой голос разрезал тишину в каюте:
– Полагаю, вы голодны. – Он даже не посмотрел на меня и, лишь кивнув в сторону миски с кашей, добавил: – Присядьте, ужин на столе.
Предложенное капитаном угощение для меня сейчас было равносильно еде, припрятанной в ловушке для диких зверей. Я смутно понимала, что если сяду напротив него, так близко, что по телу вновь побегут ненавистные мурашки, то его капкан удачно захлопнется. И, конечно, мне совсем не хотелось показаться ему еще более хрупкой, более беззащитной, но сейчас, совершенно голодная и обессиленная, я не могла думать ни о чем, кроме этой чертовой каши.
Вопреки здравому смыслу и своей гордости я встала с кресла, подошла к столу и взяла миску и деревянную ложку. Хотела уже воротиться обратно и поесть вдали от капитана, чтобы при трапезе случайно не поперхнуться из-за его близости, но, кажется, мой план мужчина сразу раскусил.
– Присядьте здесь. Так будет удобнее.
Произнес он это таким приказным тоном, не терпящим возражений, что я без промедления опустилась на стул, стоящий напротив стола. Совсем не понимаю, кому от этого стало удобнее. Я лишь больше напряглась, все мысли о голоде вмиг испарились.
Я долго смотрела на него, изучая утонченные черты лица, совсем не подходящие для пирата, наблюдала, как его ресницы слегка подрагивают, когда он начинает писать пером на пергаменте и водит глазами слева направо. Кажется, он заносил данные в судовой журнал; я заметила написанное красивым почерком слово