вокруг не было ни огонька, и мне казалось, будто мы в своем собственном мире. Ветви тополей нависали над рекой, и их тени проплывали над нами, единственными звуками были редкий шелест листвы от ночного ветерка и плеск двух весел. Железнодорожные пути шли параллельно реке, время от времени пересекая извивы русла. На берегу под одним из мостов мы различили красный свет углей, и я догадался, что это костер, разведенный кем-то вроде нас, бродягой – в те дни их было много. Моз с Альбертом придержали весла, и мы тихо проплыли мимо.
Малышка Эмми наконец легла на одеяла, которые отдал нам Вольц, и заснула. Я же при всем желании не мог сомкнуть глаз. Несмотря на то, что убийство ДиМарко лишило меня чего-то – наверное, последнего дыхания детства, – когда река и Альберт с Мозом несли нас сквозь темноту, я думал только о том, что получил. Тогда я считал это свободой, и мне не хотелось упустить ни секунды. Воздух, которым я дышал, казался чище, чем когда-либо. Белая шелковая лента освещенной луной реки, серебристые тополя и черное бархатное небо, усеянное миллионами алмазов, казались мне самым прекрасным, что я видел в жизни. В итоге я решил, что, возможно, убив ДиМарко, потерял старого себя, а мои ощущения означали рождение нового. Второе рождение Оди О’Бэньона, у которого впереди настоящая жизнь.
Через несколько часов Альберт сказал:
– Нам надо отдохнуть.
Мы пристали к берегу, разбудили Эмми и забрались туда, откуда было видно окрестности. В миле к югу или около того светилась кучка огней, маленький городок. Между нами и городом лежали открытые поля. Мы расстелили одеяла, по одному на каждого, и легли.
– Темно, – сказала Эмми. – Мне страшно.
– Вот. – Я передвинул свое одеяло, чтобы оно наложилось на ее. – Возьми меня за руку.
Она сжала мою руку, сначала крепко, но через какое-то время ее пальцы расслабились, и она заснула. Я слушал глубокое дыхание Моза – он тоже отрубился. Но я чувствовал, что Альберт на соседнем одеяле не спит.
– Мы свободны, – прошептал я. – Мы наконец-то свободны.
– Ты так думаешь?
– А ты нет?
– С этого момента мы должны быть еще осторожнее, чем когда-либо. Нас будут искать повсюду.
– Не мистер Брикман. У тебя есть компромат на него.
– Меня беспокоит не он.
Я понял, о ком он. За исключением ДиМарко у Черной ведьмы было самое черное сердце из всех, кого я знал. Мы украли у нее Эмми. Она выследит нас, даже если это будет последнее, что она сделает. И расплачиваться будем не только мы с Альбертом и Мозом. Если Черная ведьма нас поймает, жизнь Эмми будет хуже, чем в аду.
– Надеюсь, у мисс Стрэттон все хорошо, – сказал я.
– Тебе надо беспокоиться о себе.
– Откуда ты знал про нее и мистера Брикмана?
– Я не знал.
– Тогда зачем мы вломились к ним в спальню?
– У меня было на него кое-что другое.
Я вспомнил, что Вольц сказал в кабинете: «И не забудьте про нелегальный виски, Клайд». Потом я подумал про все разы, когда Альберт с Вольцем уходили вместе, и про то,