в начале революции, врачи с практикой и т. д., кормящиеся вольным рынком, тратят сумасшедшие суммы на поддержание жизни – 400–500 тысяч в месяц, а то и более. Заработки – номинально – ничтожны: высшая тарифная ставка 4800 в месяц, путем «премий», «сверхурочных» ее натягивают до 15–20 тысяч очень часто; есть «спецы», особенно в жел. – дор. и военном ведомствах, коим открыто платят 50 и 100, а то и 400 тыс. в месяц! Зато есть швейцары, сторожа, машинистки, которые реально получают 1500 и 2500 в месяц. Неравномерность в реальных доходах стала громадной. Что касается «комиссарского сословия», то его высший standard of life[305], обусловленный льготными получками продовольствия, уже почти не скрывается или скрывается гораздо менее, чем в прошлом году. Люди, как Рязанов и Радек, как Рыков, раньше ведшие борьбу с «неравенством», теперь не скрывают на своем столе белой булки, риса, масла, мяса и (у Радека и Рыкова) бутылки доброго вина или коньяка. О Караханах[306], Каменевых, Бончах[307], Демьянах Бедных[308], Стекловых[309] и говорить не приходится: эти жируют. Только Анжелика[310], Бухарин[311] да Чичерин[312] – из звезд первой величины – еще выделяются «простотой нравов». Поселенный в «советском отеле» брат Садуля[313] (есть такой чин; он виноторговец) был по распоряжению Карахана переведен на положение «выздоравливающего», то есть изъят из общей столовой отеля, где кормят тухлым супом, и получил право заказывать что захочет: и вот он ежедневно по словарю заказывает: «бифштекс с спаржей и луком» или «телячья котлета с зеленым горошком», и комендант ему все это доставляет из Охотного[314], наживая сам примерно 100 % (все ставится в счет Комиссариату иностранных дел). Это пример мне лично известный, вероятно, один из многих. Званые ужины, где общаются лесопромышленники и т. п. публика с «ответственными работниками» и где по счету заплачено несколько сот тыс. руб., считаются в порядке вещей. Есть даже санатории (немногие: привилегированные), где рис, масло, балыки, осетрина и икра – обычный предмет питания.
Атмосфера моральная, как сказано, удушливая. Живем скучно. Сильных ощущений, кроме время от времени от вновь поднимающейся, набившей оскомину травли меньшевиков с террористическими выкликами, вовсе не знаем; да и то с каждым разом даже эти проявления истерии становятся все более казенными, лишенными искры энтузиазма и не находящими отклика даже в большевистских массах. В большевизме страшный застой мысли: ни порывов, ни «святого беспокойства» за завтрашний день революции не видно. Типичным представителем власти и правящей партии стал Каменев, сытый, с свиными глазками, подчас с манерами доброго папаши-лордмэра, пекущегося о «населении вверенной ему губернии», подчас разражающийся грозными филиппиками против внутренних и внешних врагов, но и это без внутреннего огня и без убеждения; говорят, после 5 минут разговора на общую тему о перспективах он начинает зевать. Троцкий в январе размахнулся было «величавой» аракчеевской утопией милитаризации труда и «трудармий»