этими словами он поспешил удалиться от назойливого запаха конюшен как можно дальше.
Кантелё, Франция
Год 1351 от Рождества Христова
– А он симпатичный, этот твой юный граф! – Фелис посмотрела на удаляющуюся фигуру молодого человека за окном и отчего-то расплылась в довольной улыбке, сделавшей ее похожей на сытую кошку.
Элиза убрала со стола ступку, в которой молола травы, точно следуя указаниям матери. Взгляд так и норовил устремиться за окно, вслед за ушедшим Гийомом, и Элизе стоило больших усилий не пойти на поводу у своего желания. Вместо того она недовольно посмотрела на Фелис и фыркнула.
– Какое мне дело? И вообще! Почему «мой»?
– А чей же еще? – заговорщицки подмигнула ей Фелис, небрежно махнув рукой. Недовольство дочери забавляло ее. – Не надо так хмуриться, Элиза. Ну зачем, по-твоему, он постоянно к тебе бегает?
– Сейчас, – деловито вскинула голову Элиза, – из-за кашля, который его замучил. Он хотел вылечить его моим отваром.
Она с особой гордостью выделила слово «моим», кивком указав матери на ступку с травами. Фелис снисходительно склонила голову.
– Ну, конечно, – примирительно произнесла она. В ее тоне не было и намека на настоящее согласие, и это заставило Элизу нахмуриться сильнее прежнего. Пока она раздумывала над колкостью, которую можно было бы бросить в ответ матери, Фелис протяжно вздохнула. – Что ж, мне нужно сходить в деревню. Скоро вернусь.
Она с раздражающе довольным видом перемотала ниткой длинные вьющиеся волосы, поправила накидку, выторгованную у иноземных купцов на последней руанской ярмарке и, напевая что-то себе под нос, вышла из дома, не забыв напоследок скорчить рожицу дочери и племяннице.
Элиза несколько мгновений напряженно стояла, глядя на дверь, будто ожидая, что мать вернется и скажет что-то еще. Фелис, похоже, возвращаться не собиралась, и Элиза с тяжелым вздохом опустила плечи, понурив голову. Переведя дух после этой незначительной перепалки, которая отчего-то вымотала ее, она повернулась к сестре.
– Почему она так говорит? – Голос Элизы прозвучал умоляюще протяжно.
Рени сидела на скамье и рассматривала пейзаж за окном. В споре тетушки и сестры она не участвовала, и Элиза даже не могла с уверенностью сказать, что Рени слушала их – с нее бы сталось все это время витать в своих фантазиях.
– А тебе самой Гийом разве не кажется симпатичным? – прозвучал невинный вопрос. Рени моргнула, внимательно посмотрев на сестру.
– Мне… – Элиза хотела возмущенно сказать «нет», но запнулась, вспомнив глаза юного графа. Они были цвета льдинок, в которые превращается вода в самые холодные зимы. А какая у него обаятельная улыбка, какие широкие плечи…
«Дерьмо!» – выругалась про себя Элиза, вспоминая бранное слово, услышанное среди селян. – «И о чем я только думаю?!»
Между тем она осознала, что уже несколько невыносимо долгих мгновений стоит с мечтательным видом, а запланированное «нет» так и не сорвалось с ее губ. Рени, глядя на