случится.
Рузвельт официально объявил о нейтралитете Америки. Но с сентября 1939 года он начал помогать англичанам, отправляя военные корабли и делясь разведданными, противодействовать шпионской и подрывной деятельности стран оси в Соединенных Штатах, пытаться разгадать, каким будет следующий шаг Советов, и пристально следить за своими врагами внутри страны – с помощью Дж. Эдгара Гувера.
Отношения между президентом и директором ФБР к этому моменту стали превращаться в доверительные. Они были основаны на взаимном понимании своих соответствующих возможностей. Гувер испытывал благоговейное уважение к президентской власти. И хотя президент дал ему не всю власть, которой он добивался, Гувер получил от Рузвельта много власти и был благодарен ему за это. Рузвельт испытывал большое уважение к тайной разведке. И хотя не каждый секрет, которого он добивался, можно было раскрыть путем шпионажа, был очень доволен, когда Гуверу удавалось предоставить их.
К огромному удовлетворению Гувера, 6 сентября 1939 года, через пять дней после начала войны в Европе, Рузвельт выступил с публичным обращением к американскому народу. Говоря о своем предыдущем тайном приказе, президент сказал, что ФБР «возглавит следственную работу по вопросам, имеющим отношение к шпионажу»[132]. Он приказал, чтобы каждый сотрудник правоохранительных органов в Соединенных Штатах передавал ФБР «любую информацию, полученную им, о шпионаже, контрразведке, вредительстве, подрывной деятельности и нарушениях закона о нейтралитете». Рузвельт сказал, что он хочет «защитить эту страну от… некоторых вещей, которые произошли в ней в 1914, 1915 и 1916 годах и в начале 1917 года, до нашего вступления в войну».
Все, кто был у власти, – президент, судьи Верховного суда, министр юстиции и его ближний круг и сам Гувер, – помнили взрыв на острове Блэк-Том в 1916 году. Они не забыли облавы на «красных» в 1920 году. Но на этот раз, как уверил нацию министр юстиции Мерфи, гражданские свободы Америки находятся в надежных руках.
«Двадцать лет назад именем правосудия творились негуманные, жестокие вещи, – сказал он представителям прессы. – Мы не хотим, чтобы такие вещи происходили в наши дни, поэтому эта работа сейчас сосредоточена в руках ФБР»[133]. Мерфи сказал: «Я не верю, что демократия должна обязательно стать чем-то другим и перестать защищать свои национальные интересы. Я убежден в том, что, если работа сделана правильно – если защита от внутренней агрессии подготовлена тщательно, – наш народ не должен пережить те трагические события, которые происходили в других уголках мира и которые мы наблюдали – даже в меньшей степени – в нашей свободной стране. Мы можем предотвратить и предать огласке случаи нарушения свободы путем вредительства, беспорядков и насилия, не уничтожая саму свободу».
У Гувера не было времени на сентиментальные разговоры о гражданских свободах. Он уже вступил в войну, и ему требовалось новое оружие в арсенале.
Во-первых,