разговоров. Верховный суд постановил, что закон ясен: его «простые слова… запрещают любому человеку… перехватывать телефонные сообщения и предписывают таким же четким языком, что «никакому лицу» не позволено разглашать или передавать эти сообщения или их суть «любым лицам».
Суд ясно дал понять, что этот закон относится к федеральным агентам.
На поверхности это решение выглядело как запрет прослушивания телефонных переговоров. Но не для Гувера. Два дня спустя он сообщил своим людям, что ничего не изменилось: «Прежнее правило сохраняется: никаких прослушиваний без моей санкции»[134]. До тех пор пока он – и только он один – дает тайную санкцию на прослушивание телефонов, а работа ведется во имя разведки, все будет хорошо.
Обвинители вернули дело назад в суд и признали подсудимых виновными в удалении секретной информации из текстов подслушанных телефонных разговоров, их аннотировании и перефразировании. Эта тактика сработала на пересмотре судебного дела, но не прошла в Верховном суде. «Дело Нардоне – 2» было решено язвительным мнением старейшего врага Гувера – судьи Феликса Франкфуртера, юриста Либерального клуба из Гарварда, который разгромил Гувера в суде Бостона во время рассмотрения дел о депортациях с Оленьего острова два десятилетия назад.
Прослушивание телефонных разговоров было «несовместимо с этическими нормами и нарушало личную свободу»[135], – написал Франкфуртер суду. Не прошла и уловка с аннотированием записанных текстов телефонных разговоров: «Знания, полученные правительством нечестным путем, использовать нельзя». Дело было закрыто: правительство не может использовать прослушивание телефонных разговоров или разведданные, из них вытекающие.
8 января 1940 года министр юстиции Мерфи стал новоиспеченным судьей Верховного суда. Преемником стал его заместитель Роберт Джексон, позднее – главный обвинитель на Нюрнбергском процессе над нацистскими военными преступниками и уважаемый судья Верховного суда. Министр юстиции Джексон поспешно объявил, что министерство юстиции прекратило прослушивание телефонных разговоров. 15 марта он ввел на него официальный запрет, который продлился девять недель.
Гувер копал под нового министра юстиции и пытался найти способ обойти закон. Он был проницательным человеком и непреклонным, когда вышестоящие начальники ставили на его пути препятствия. Он огорошил Джексона появлением историй, намекающих на то, что ФБР чинят препятствия в его войне со шпионами и вредителями. Он добился поддержки от своих политических союзников в министерстве обороны и Госдепе. Он лично и вполне определенно предостерег, что судьба страны зависит от прослушивания телефонных переговоров и подслушивающих устройств.
Гувер был «сильно озабочен существующим предписанием, которое запрещало использование прослушивающих устройств на телефонных линиях»[136], о чем он и написал Джексону 13 апреля 1940 года.