тоже нет. Она была открыта, мы просто вошли.
С этими словами я открыл бачок и сунул туда зубило. Через несколько минут охранник вернулся с двумя полицейскими, и мы им выдали нашу историю. Они не были дурачками, но не смогли ничего доказать. Охранник вывел нас на улицу тем же путем, каким мы попали внутрь.
– И для справки: вот это – рамка, она подключена к системе сигнализации. Когда кто-то проходит через нее, на посту охранника включается красная лампочка.
– О, круто! Полезная вещь! – Я изобразил восторг при виде этого чуда техники.
– Очень полезная.
Металлическая дверь захлопнулась у нас за спиной. Корчась от смеха, мы вернулись к друзьям.
Моя самая крупная кража (если оценивать размеры украденного) произошла, когда мне еще не было десяти лет. В магазине «Голубой поезд», все в том же торговом центре в Богренеле, я уцепил автомобиль – потрясающая электрическая игрушка, на ней можно было ездить, как на настоящей машине. Как теперь всё вижу: подняв эту штуку над головой, я стремительно бегу по лестницам – а по пятам за мной гонится директор магазина:
– Стой, ворюга! Остановись!
Немудрено: игрушка стоила бешеных денег.
Мы все на ней катались по нашему паркингу. Вообще-то ездила она не очень хорошо. За такие деньги могла бы и получше.
6
Я вырос тем, кем вырос. И уже не мог измениться. К двенадцати годам не осталось ни единого шанса, что я вдруг стану законопослушным гражданином. Все остальные мальчишки из нашего района стали такими же, как я, – сели на тот же корабль и не сходили на сушу. Даже если бы нас лишили свободы, всего, что у нас было, оторвали друг от друга… Нет, даже и тогда ничего не вышло бы.
Нас нужно было полностью переформатировать. Как жесткий диск компьютера. Но мы не были компьютерами, и никто не смел использовать против нас наше оружие – силу, не подчиняющуюся никаким законам.
Мы очень рано поняли, как устроен этот мир. Париж, Вилье-ле-Бель или еще какое Сен-Пердю-Деламудю – везде одно и то же. Мы, дикари, – против цивилизованной Франции. Нам даже не приходилось сражаться, чтобы отстаивать свои привилегии. Ведь что бы мы ни делали, в глазах закона мы были детьми. Которые ни за что не отвечают. Ребенка оправдывают всеми возможными способами: его чересчур опекали, на него не обращали внимания, слишком баловали, или он рос в нищете… В моем случае это была – цитирую – «психическая травма, вызванная разлукой с родителями».
В шестом классе я попал в коллеж Гийома Аполлинера в XV округе. Помню свой первый разговор с психологом. Со школьным психологом, разумеется. Прочитав дело Селлу А. Я. – сплошные угрозы исключения и прочие нелестные отзывы учителей, – он что-то возбудился и захотел со мной познакомиться:
– Абдель, ты ведь живешь не со своими настоящими родителями, верно?
– Это мои тетя и дядя. Теперь они мои родители.
– Они стали твоими родителями после того, как настоящие тебя бросили, верно?
– Они меня не бросали.
– Абдель, когда родители перестают