стал подниматься на задние лапы. И уже не шерсть развивается за его спиной, а плащ, клыки скрываются за черным платком, повязанным на пол лица, уже человечьи глаза блестят под широкими полями шляпы. Уже не лапы, а руки в черных перчатках тянутся к невесте…
Но навстречу ему поднимается жених-мертвец, вытягивается не по-человечьи, рот разинул до груди, и руки костлявые к разбойнику тянет.
А разбойник выхватывает пистолет, стреляет в мертвеца… Мертвец кричит – страшно вопит, так что у невесты кровь в жилах стынет. И без чувств она падает…
***
Марья Кириловна проснулась от сильнейшего испуга. Долгое время она не могла отдышаться и понять, что же в самом деле делает в лесу, пусть и залитом жарким летним солнцем. Наконец вспомнила, что, ища уединения, во время обыкновенной своей утренней прогулки, направила лошадь в лес, к остаткам разбойничьей крепости. Уголок этот теперь был тихий и безлюдный.
Привязав лошадь к осинке, Маша присела, а спустя немного времени, разморенная солнышком, и прилегла на земляном валу, поросшем густой сухой травою. Тут же лежала и ее шляпка от костюма-амазонки с вьющимся по ветру легким шлейфом. Лошадь переминалась в теньке с ноги на ногу. Маша села на валу, разглаживая складки на юбке, поправляя волосы.
Внезапно Маша замерла в непонятном ей еще смущении…
Она была здесь не одна!
Вскочив, чудом в спешке не запутавшись в юбках, Маша огляделась. По другую сторону заросшей ложбины разбойничьего логова, под старыми дубами и липами стоял высокий, крепкий темноволосый мужик. С первого взгляда казалось, что он молод, но на таком расстоянии, да еще и мужика, трудно было распознать.
Марья Кириловна выпрямилась, уже не спеша подняла с травы свою шляпку. Она успокоилась, понимая, что допорхнет до лошади скорее, чем мужик дойдет до вала.
Мужик простовато улыбнулся:
– Простите, барыня. Не хотел вас напужать.
– Ты кто такой? Ты чей?
– Я Глобовых. Звать Гришей.
– Зачем ты здесь?
– Я… – мужик неловко передернул плечами, все также улыбаясь. – Да сюда со всей округи ходят. Говорят, тут еще где-то золотишко разбойничье припрятано. Дубровского того, ага… Все думают – авось, повезет. А мне жениться скоро, барыня, невеста у меня…
Марья Кириловна кивнула. Что-то не нравилось ей в этом мужике, что-то было неправильное, неправдивое…
– Авось повезет… – сказала она, спустившись с вала. Отвязала свою лошадь и, вскочив в седло, помчалась прочь, не оглядываясь.
А мужик, приосанившись, прошел через полянку, бывшую пристанищем разбойничьей шайки. Какой малой казалась она теперь.
Сцепив руки за спиной, он взошел на вал, поддавая сапогом мелкие камушки. Внимательно глядел он вслед молодой барыне. Похоже, она поворачивала не домой, в Арбатово, а в Покровское, в имение своего отца. Проведать.
– Авось, авось, – процедил Архип. – Едали мы таких. Жареными с кашей.
И, сплюнув, пошел