делом Маша отправилась в кабинет, к мужу. Тот, действительно отпустив секретаря, в одиночестве разбирал свежую почту, и сидел, крепко задумавшись над каким-то одним письмом.
– Bonjoir, Paul, – сказала Маша и, подойдя, привычно поцеловала мужа.
– Разве еще день? – растерянно спросил князь Верейский, оглядываясь на потемневшее окно. – Что там в Покровском, как Кирила Петрович?
– Папенька все также, в именье спокойно.
– Слава Богу.
– А все ли хорошо? Тебя что-то встревожило в письме?
– Нет, Мари, – Верейский, усмехнувшись, отложил лист, исписанный на английском. – Сущая ерунда. Однако я утомился. Не прикажешь ли подать чаю в малой гостиной?
– Oui, mon cher.
Маша распорядилась Дуняше на счет чая, сама же отправилась к себе умыться и переодеться.
Скоро проснулся и Саша, и чай сели пить втроем, в малой угловой гостиной с высокими стеклянными дверьми в сад. Стены здесь были обиты темными обоями с вьющимися зелеными зарослями и спрятавшимися в них райскими птичками. Вдоль стен стояли кресла, маленькие столики с часами и статуэтками, расписной клавесин, а в центре – круглый столик, маленький, как раз для семейного чаепития.
Поначалу за стеклянными дверьми простиралась крайне живописная и величественная картина – широкая аллея сада полого спускалась меж деревьев к реке. За рекой простирались спелые, полные еще колосьев поля. И надо всем этим нависало свинцово темное небо и дул сильный ветер, мнущий все, что попадалось ему на пути.
Едва же английские часы – большие и малые, по обе стороны гостиной – пробили четыре часа пополудни, дневные сумерки озарились вспышками молний и издали по всей округе прокатился гром. Звякнули стекла дверей и окон.
Маша ахнула, едва сдержав короткий вскрик. Верейский улыбнулся испугу жены. Саша жадно всматривался в клубящуюся за окнами тьму.
Наконец, хлынул ливень, жадный, яростный, который бывает лишь раз за лето, а то и за год, и который заставляет человека трепетать перед стихией. Не прекращалась и гроза, раскаты ее доносились теперь через толщу хлещущей с неба воды.
– Давайте уйдем в другие комнаты? – попросила Маша. – Мне неспокойно здесь.
Саша, насторожившись, с надеждою поглядел на своего пожилого шурина. Но Верейский, как и юноша, был заворожен игрой стихий.
– Не тревожься, Мари. Эти двери вполне способны выдержать грозу. В конце концов, развлечемся хотя бы немного. Помнится, меня с одним моим хорошим знакомым гроза застала прямо на озере…
И Верейский принялся как ни в чем не бывало рассказывать, как в лучшие времена, когда его еще не терзала подагра, на одном большом европейском озере он и его товарищ шли под парусом, затем оказались игрушкой яростных волн и только молились о том, чтобы их не разбило о берег.
Сашенька с упоением слушал.
Тихо горели свечи, лишь время от времени их пламя вздрагивало на сквозняке. Исправно отмеряли свой шаг часы.
Хмурые