деле вонзилось копье, только теперь уже острое, а не тупое яблочное. Он прижал к боку локоть, стараясь дышать пореже. Спина и лоб взмокли холодными гадкими капельками. Проем в зиму захлопнулся и, наверное, на всей территории школы позакрывались все проемы, от ворот до щелей и нор. Да что же больно-то так… Маус вскочил и отбежал на несколько шагов, встал за дерево, спросил оттуда шепотом:
– Ты что? Ты что?
– Ничего, – потихоньку выпрямился Мур. – Ты только это… Просто не подходи ко мне близко.
– Нет.
– Ну и не надо. Не подходи, и все.
– Я забыл, что ты был в больнице.
– Отвяжись, – осторожно поднялся Мур. – Пойдем отсюда.
– А это? – он показал буклет. – Ведь надо выбрать? – он догнал Мура, сунул в лицо пестрый ворох измятых страниц: – А вот тут что на картинке – это лес такой бывает? А там медведи всякие есть? А вот это что такое – это такие домики, да? Чтобы жить? А там что внутри?
– Отвяжись, – повторил Мур, отстраняя его левой рукой подальше от себя. Он был твердый, но отступил послушно – повезло на этот раз. – Да выбирай ты себе все, что хочешь. До третьей смены еще две недели.
– Это немножко, – он опустил растрепанный буклет, прижал его к пузу и попытался разгладить какую-то страницу. – А ты где уже был? Вот тут, где такие горы – был? Надо туда, где ты еще не был, потому что мне-то ведь все равно, я вообще нигде не был…
– Ты что, совсем дурак? Ты не понимаешь? Мы никуда с тобой не поедем – вместе! Такого слова про нас, этого «вместе» – нет! Ты что, забыл, зачем мы сюда приходили? Сейчас начальства нет, но ведь они вернутся, и я от тебя избавлюсь.
Он стоял, тупо хлопая глазами. На щеке присохла полоска соуса, и в углах рта болячки. И веки эти красные. Закрыл буклет и сунул за пазуху – тот проскользнул под грязной рубашкой и шлепнулся на дорожку. Он его быстро подобрал, вытряс песок, прижал к пузу – и вдруг сказал звонкой, как колокольчик, скороговоркой:
– Прости-пожалуйста-что-я-бросил-в-тебя-яблоко-догнать-не-мог-бегаю-плохо-прости-не-буду-больше!
– Да ладно. Уймись.
– И тут, на лавочке, – он показал, как пихнул локтем, и буклет опять шлепнулся в песок. – Прости, я забыл, что у тебя бок болит. Я не буду справа подходить! – подобрал буклет, опять прижал к себе: – Не буду!
– Спасибо.
– Я не буду кусаться! – крикнул он. – Я тебя не ненавижу!
– Отвяжись!
– Послушай, но ведь ты ничего про меня тому дяденьке не сказал? – тихо спросил он. – Что хочешь, чтоб меня не было?
– Этот дядька – не начальство, а так, заместитель. Он ничего не решает.
– А мне показалось, что ты передумал, – сказал он гнусаво, потому что опять принялся противно вытягивать губу и морщить нос.
– Нет. Тебя вести в Игровые?
– Я вторую рубашку потерял где-то, – гнусил он, уставившись в землю. – Мне тут дали две, потому что я без ничего приехал, потому что