работы. Прошу строго не критиковать мой не до конца научный подход к повествованию. Я долго сомневалась, каким должно быть повествование: правильно оформленным, в научном стиле, с кучей ссылок на миллион источников или человечным, легко читаемым, заставляющим пробежаться взглядом от первой до последней страницы. В итоге выбрала для себя формат «сохранение исторической памяти», где-то суховатый и биографичный по-научному, где-то живой как мы с вами и наши рассказы о близких людях. Кстати, о близких: поначалу мне казалось, что собирать материал для этой книги было бы легче, имей я в консультантах медика или члена семьи врачей, в моём распоряжении были бы забавные случаи, легенды, байки, сплетни, драматические подробности, но тогда я лишилась бы преимущества – беспристрастности. Поэтому в написании своей книжки, а я надеюсь, что всё-таки будет книжка, я руководствуюсь только уважением к этим людям-пионерам провинциальной медицины, восхищением силой их духа, масштабом дел, свершённых ими, и моим желанием сохранить память о подвижниках медицины, посвятивших свои жизни спасению чужих.
С тех пор, как мною были сделаны первые наброски историй о пионерах провинциальной медицины, я сотни раз переделывала тексты, переписывала, дополняла, сокращала, то добавляла серьёзности, то выбрасывала пафос, временами позволяла личные и даже оценочные суждения, а потом искореняла их все разом. Мне хотелось получить более ровную и упорядоченную структуру повествования и в то же время оставить образы своих героев живыми, а не плоско-энциклопедичными. Хочу, чтобы Вы вместе со мной увидели великолепного фактурного доктора Филоновича, его приезд в сельскую больницу Дубовки (Сосновка или Липовка?), его товарища Веролюбина (Григорий Надеждин, тот самый, что прославится потом в Гатчине, всё сходится), чтобы посочувствовали трагическому окончанию карьеры Эрнеста Павловича Струве, удивились перипетиям жизненного пути Софьи Гоф, рукоплескали Быстрову, опередившему время, прониклись уважением к Милоглазову. Хочу, чтобы вспомнили, а кто-то и узнал впервые о врачах Зиминых, о том, сколько сделали они для развития медицины, о том, что улица Лотикова, пусть и непродолжительное время, называлась улицей Зимина.
Из-за музейной стройки времени у меня на работу с книгой было совсем немного. Я подчас даже опасалась, что не доведу начатое до финала. Как вдруг коронавирус и вынужденная самоизоляция в начале апреля позволили мне вновь всерьёз и надолго погрузиться в повествование, в историю провинциальной медицины. Признаюсь, иногда я слишком увлекаюсь, и тогда история медицины, в которой я вовсе не ас, прорывается на эти страницы. Опомнившись, я резко вычищаю лишнее, дабы не усложнять восприятие. Мне и сейчас, после всех перекраиваний текстов, хочется не только осветить наши фондовые коллекции, но и показать судьбы людей. Я хочу, чтобы у Вас, мой читатель, после знакомства с ними осталось какое-либо послевкусие, послесловие, а уж если