выслушал доклад фельдшера и спросил непонятно у кого – у фельдшера или у самого себя – что же нам делать? Тот лаконично ответил: «Ампутацию». Весь его вид в тот момент показался доктору ехидным, что быстро отрезвило и дало правильное направление ходу мыслей, началась подготовка к операции.
Операционной служило помещение аптеки, а аптечный стол стал операционным. Фельдшер Александр Иванович, не дожидаясь указаний, приготовил в «операционной» инструменты, бинты, губки, корпию и хлороформ. Ассистенты уже дожидались. Ехидный фельдшер, глухая акушерка, две сиделки и сторож Ефим, которому в своих записках Владимир Павлович отводит особое место. «Ефим, всегда присутствовавший при приёмах больных и заведовавший большим горшком с разведенной горчицей; на него была возложена довольно ответственная обязанность – вырезывать определённых размеров тряпку и, смазавши её горчицей, налеплять, куда прикажут; но горчичники, по-латыни синатумата, он называл по- своему „ляпизмата“, производя это название очевидно от глагола лепить».
Ассистенты обсуждают между собой, как батюшку угораздило попасть в такую переделку. Оказывается всё очень буднично и обыденно. Возвращаясь с какой-то требы, батюшка зашёл на гумно и, подойдя к молотилке, стал укорять подавальщика, что тот не так подаёт снопы: «Разве так подают – сказал батюшка, схватив сноп ржи, – вот как надо!» При этих словах батюшкину правую руку вместе со снопом втянуло в барабан. Пока останавливали барабан, рука превратилась в месиво по самый локоть. Выход был, действительно, один – ампутация. Батюшку уложили на стол и дали хлороформу. Нюхает батюшка хлороформ 15 минут, 20 минут, нюхает полчаса, а засыпать и не думает, шумит словно пьяный. Фельдшер, тот самый, ехидный который, под руку шепчет: «хлороформ-то… скоро весь…». Атмосфера волнительная. Да тут ещё вдобавок ко всему батюшка громовым басом, поставленным голосом провозгласил: «Нашему великолепнейшему эскулапу Володимеру многая лета». Под хихиканье фельдшера, религиозное трепетанье глухой акушерки доктору припомнился университетский анатомический театр, где спокойно в тишине, не торопясь и без волнений, на одной и той же руке можно было проделать разные методы ампутации, отыскивать сосуды, прощупывать сухожилия, а в случае неудачи – подправить. Здесь же ничего подобного проделать было нельзя, и медлить тоже недопустимо. Нужно сразу выбрать верный метод.
Наконец-то хлороформ подействовал и больной начал затихать. Тихим жалобным голосом пропел самому себе «недостойному иерею /имярек/ вечная память» и отключился. Владимир Павлович начинает орудовать инструментом и, не захватив быстро артерию, приходит в смущение – на трупах такого не бывало. Однако вид брызжущей крови заставил собраться, мобилизоваться и все дальнейшие манипуляции произвести успешно. Итак, дебют состоялся. Батюшка после операции быстро пошёл на выздоровление и вскоре возвратился домой, но в церковь