в родные места, а наши Воронок и Гривка в Анфискиной конюшне стоят. Что делать? Если хутор наш сожжен, значит, не только Савраскино, но и мое место теперь возле хуторских Воронка и Гривки. Тут и обосновался, для чего пришлось местного домового-труса саблей прогнать. Только вот мне тяжело тут пришлось, кони иноземцев и местные лошади меж собою стакнулись, в лицо мне фыркают и норовят копытом приложиться. Ночью спать хоть не ложись: чуть не остерегусь, подкрадывается корчемный домовой и за горло хватает. Приходится через всю ночь драться, супостата из конюшни выбивать. Я разумею, на что он обижен, однако и у меня не было другого выхода, кроме как у него отобрать конюшню.
– Что ж, Дедушка, я свою обязанность понимаю, – важно заговорил Бессонко. – Уж если я оказался единственным хозяином Серьгина хутора, то это я должен построить там дом, чтобы тебе, единственному родному мне человеку… не человеку то есть… Чтобы тебе, Домашнему дедушке, было где жить. Да вот только, вишь, оказался я здесь в работниках, чтобы среди людей потереться и поучиться кое-чему… Да и копейку сбить на новую постройку.
– Задумка хороша, только едва ли ты, в твоих малый летах, сам такое придумал. Явно кто-то постарше тебя, и не эта вертихвостка Зеленка, а сам Лесной хозяин, которому в соображении не откажешь. Загвоздка в том только, сколько времени намерен ты, Бессонко, проторчать у Анфиски под юбкой. Ведь как ни грустно о том тебе напоминать, ты человек, а люди долго не живут. Ты уж меня прости.
Присмотрелся Бессонко к Дедушке, а тот сжался на бревне и в себя голову втянул. С чего бы это? Вдохнул паренек в себя свежий луговой воздух, окинул взором лес да луг – и засмеялся счастливым смехом.
– Да за что прощать тебя, Дедушка? У меня ведь вся жизнь впереди. Знаешь ли ты, что я на обильной человеческой пище расту теперь не по дням, а по часам? Сначала вот эти рубаха и портки на мне висели, а скоро уже на моем белом теле трещать начнут! И пан Рышард говорит, что я вот-вот научусь владеть саблей не хуже его!
Оживился Дедушка:
– Подсматривал я за вами сквозь щель: ты и сейчас славно рубишься – почти, как я. Теперь заставь его, Рыську, чтобы научил с огненным оружием обращаться, а тогда…
– А тогда?
– А тогда в путь-дорогу! – и тут Домашний дедушка подпрыгнул над бревном, невзначай выскочил из сапог, в воздухе расправил ноги и остался стоять на бревне, размахивая руками и оттопыренными большими пальцами ног пошевеливая. – Нечего нам с тобою здесь киснуть, подобно мухам в квасе! Война ведь идет, все добрые молодцы сейчас на войне, славу и денежки зарабатывают! Только в нашем с Савраской походе я понял, как надо жить настоящему мужику. Кто я был на хуторе нашем, и кем я здесь обретаюсь? Таракан я тут запечный – и больше ничего! Только и осталось мне, что кобылам косички в гривах заплетать. А там я увидел дивные города, в самом Путивле наконец побывал, и даже в дальнем Рыльске. Стены в городах высоченные, в три ряда из них пушки торчат, терема расписные – я таких раньше и во сне не видал! А каких красавиц встречал на базаре