и молчал. А она заглядывала ему в глаза и смеялась.
Чему она смеялась?
Потом, вечером, в палатке, она говорила мне:
– Андрей очень славный, не правда ли?
Мне было не очень приятно слушать подобные высказывания и она видимо почувствовала это. Взяв меня за руку повыше кисти, она сказала как можно ласковей:
– Ну что ты нос повесил. Ведь мы с тобой друзья.
Да, мы были друзьями, но разве настоящие друзья напоминают об этом?
Друзья! Мне всегда казалось, что это слово соединяет меня с ней.
Для меня слово – друг! – синоним любви, синоним чувства, которому нет края, нет предела. А для нее, оказалось, под понятием «друг» подразумевался определенный круг отношений, ограниченный узкими рамками «дружбы»… Какой дружбы? – спрашивал я сам себя. – Разве дружба может быть чем-то ограничена? Разве дружба сама по себе может являться ограничением?
Но ее прикосновение имело удивительную власть надо мной. И я успокоился, поверил ей. Да разве я мог ей не верить?!…»
Глаза мои устали. Неровные строчки сливались в одну. Я отложил дневник и задумался. Темная ночь скрывала трех человек, судьбы которых и характеры вставали передо мной в самом обнаженном, самом откровенном виде. Двое спали сейчас в палатке там, на леднике, третий лежал погребенный снеговой лавиной.
Печальный конец неизвестного мне продолжения. Неужели тот, третий, Антон, не понимал, что происходит? Неужели он не понимал, что настоящая любовь пришла к Анюте только сейчас. Что это вроде прозрения и ничего с ним нельзя поделать.
Мне так хотелось узнать, что же понял Антон, так хотелось, чтобы он понял все правильно и поступил правильно, что несмотря на то, что глаза мои еще не отдохнули, я снова взял дневник.
«…Я не могу ей не верить, – с новой строки писал дальше Антон, – но и не могу уже верить безоговорочно. И если раньше я замечал только то, что могло подтвердить ее любовь ко мне, то теперь стал замечать и то, что отделяет ее от меня. А таких фактов не мало. Однажды она хотела вымыть голову и уже согрела воду, когда подошел Андрей – он уходил разведывать тропу. Она забыла обо всем, кинулась разогревать ему ужин. Он сидел к ней спиной и ел, а она неотрывно смотрела ему в затылок, нежным, ничего кроме него невидящим взглядом. В другой раз я вошел в палатку и увидел, как она поспешно отдернула руку от него, мне показалось, что она перебирала его волосы.
В третий раз она сама подошла ко мне и спросила:
– Скажи, правда, что я веду себя по отношению к Андрею нескромно?
Было по крайней мере нетактично с ее стороны обращаться ко мне с такими сомнениями.
Я спросил:
– Кто тебе это сказал?
Она замялась.
– Неважно…
Тогда я снова спросил ее:
– Ну, а как ты сама оцениваешь свое отношение к Андрею?
– Мне он нравится, – ответила она с запинкой… – Очень нравится.
Потом взглянула прямо мне в глаза и заговорила быстро и даже, я бы сказал, умоляюще:
– Пойми,