свою. Тоже дырка, но сбоку.
– А в меня похуже. Но будь голова в ней – амба! – Помолчал. – Дальше-то что?
Димка пожал плечами.
– Дальше ты таким же макаром к нашим подашься. Тут чуть в сторонке и ближе к нашим лошадка лежит, за нее схоронишься, потом присмотришь еще что-то. Здесь все поле воронками перепахано. Я помогу. Мне каски не жалко.
– А ты? – удивился Семёнов.
– А мне никак нельзя. И взвод, и вся рота тут. Получится, что один я сбежал. Я уж дождусь темноты да со всеми отходить буду. Тут, в этой яме, – он похлопал ладошкой по дну воронки, – сутки сидеть можно. А ты там доложишь, как рота погибала. Такие, брат, дела.
– Не, – замотал головой Семёнов. – Так дело не пойдет. – Вместях, так вместях.
Но Поляков настоял на своем.
Семёнов рванул-таки к лошади, оттуда крикнул, что жив и не ранен. Потом он и до своих добрался успешно. А в каске Полякова появилось пять новых дырок. К вечеру в поляковской воронке собралось шестеро. Все по «почину Семёнова», как определил этот прием Димка. Сам он немного пострадал: одна пуля, пробив каску, попала в штык винтовки и срекошетила в голову. К счастью, прошла по касательной, только содрав кожу у виска. Особого вреда здоровью не нанесла, но кровь залила всё лицо. По темноте бойцы кто как: ползком, перебежками, а то и бегом – возвратились на свои позиции. Утащили вместе с санитарами с поля боя и раненых. До убитых дело не дошло. Ночь прошла спокойно.
А утром немцы снова оживились, пошли в атаку. Впереди танки. Однако повторилась картина прошедшего дня. Из лесу выкатился наш тяжелый КВ. И сразу изменил картину боя. Несколько выстрелов – и фашисты попятились, оставив на поле несколько пылающих машин. А КВ продолжал не спеша палить по немецким позициям.
– Напрасно он так, – прохрипел припавший к биноклю Деркач. – Немцы вояки серьезные. Найдут на него управу. Закопаться бы ему, а не выставляться, как на параде.
Танкисты как будто чувствовали свою безнаказанность и, видимо, бравировали этим. Несколько снарядов уже попали в танк, оставив на нем отметины, но пробить броню не смогли.
– Напрасно, напрасно, – морщился Деркач. Вздохнул. – Ладно. Помог с танками и хорошо. А нам теперь с пехотой управиться надо. – Снова вздохнул: – Жаль, людей маловато осталось… А во втором взводе и ни одного командира. Ну давай, шуруй тут, а я пошел. Гляну, как они там.
И Поляков тоже двинулся по траншее. Потери были большие. Во взводе осталось семнадцать человек, но на дне окопов никто не отсиживался.
– Без команды не стрелять, – дал Димка команду. И добавил уже не так громко: – Подпустим ближе, чтобы бить наверняка.
Метров за сто до наших позиций немцы перешли на бег. Вот тут их и встретили огнем. Поляков не ограничился наблюдением за полем боя, а, удобно пристроившись в окопе, стрелял по мелькавшим в прицеле грязно-зеленым фигуркам. И удовлетворенно кивал головой, когда после выстрела они падали. Стрелок он был отменный. Справа от него ловко управлялся с пулеметом пожилой узбек Салимов. «Молодец», – подумал Поляков о пулеметчике, который не спеша, короткими очередями бил точно в цель. И скоро немцы залегли, а потом и вовсе попятились назад.
До