приснился». Сердце тревожно заныло. Не случилось ли дома чего нехорошего. Пока по дворам ходили с одежонками своими обменными, некогда ей было ни о чем думать, а теперь мысли о родных, о детях не отпускали ее. Не зря Сашка грозился разобраться с ней и с детьми, ой, не зря! А что делать, что делать? Вот тут она и решила: во-первых, с Сашей Беленко об этом поговорить надо, может, он сумеет Степанко отправить куда-нибудь из города. А во-вторых, и сама она должна с детьми исчезнуть из родного дома. Хотя бы сюда, к тете Клаве перебраться. Этот придурок Степанко все равно не оставит ее в покое. Приняв решение, Лиза немного успокоилась. Вздохнула и шепнула подруге:
– Спи, Саночка, спи. Сон дурной приснился.
И сама быстро заснула.
Утром девушки решали, как быть: возвращаться или дальше идти. Тетя Клава послушала их, потом сказала:
– Раз уж пошли, так чего с полдороги вертаться? От Енакиева вашего прошли вы всего-то ничего: верст десять-двенадцать, не боле. А вам харчи нужны. Значит, идти надо. Тут прямо по дороге, я покажу где, три села рядом: Михайловка, Степное и Орловка-Ивановка. Да и Новоорловка недалече. В Михайловке у меня сестра Татьяна живет. Привет передадите, она поможет. Очень запасливая женщина. Если глянетесь ей, хорошо поменяете свое добро и у нее, и в других местах. Она людей знает, подскажет, к кому идти. Так что решать вам, но мой совет: если уж вышли, то идтить надо, а не байдыки бить: туда-сюда без толку мотаться. Вот мой сказ.
И они пошли.
Домой возвратились на четвертый день. Усталые, но довольные. Первая вылазка показалась им удачной. То, что без толку пылилось в шкафах и сундуках, обернулось добротными продуктами. Немного они наменяли, но той голодной зимой каждый кусок хлеба был на вес золота. На вес жизни.
Екатерина Ермолаевна, обычно сдержанная, старательно прячущая свои эмоции, не выдержала. Она встретила Лизу у самого порога, как будто именно здесь и ожидала ее все эти дни, обняла, прижалась всем телом и заплакала. Лиза не видела материнского лица, но ее слезы катились и по Лизиным щекам, а вздрагивающие от рыданий плечи старой женщины как будто передавали дочке ее боль и отчаяние безысходности. Так и стояли они, обнявшись, как единое целое, словно символизируя вселенское горе, опустившееся на их Родину.
Потом Калугины разбирали Лизины продукты. Дети крутились тут же. Лиза горевала: ничего вкусненького, сладенького деткам принести не удалось. На радостях Лиза сразу не заметила, что голодным огнем ни у кого из родных глаза не горят. Потом заметив, не обрадовалась за них, а немного расстроилась. За себя. Она-то думала, что продукты, таким трудом добытые ею, родители, Мотька и в первую очередь дети прямо из мешка в рот потянут! А тут… Конечно, рады все. Но как-то очень уж спокойно, по-деловому отнеслись к Лизиной добыче. Она расстроилась. С обидой сказала:
– Вы что, не рады? Зря я старалась? У вас что, все это уже есть? С избытком? Кто ж это вас так накормил?
Слезы обиды выступили на ее глазах. Она села, опустив голову, прошептала:
– Выходит, зря