прощать
прощаешь себя только ты
стань для себя другим
спокойней своей немоты
счастливее
чем
хочешь
и гладь этот странный изгиб
пока отраженье не кончит
2010
«ничьяблоко в ничьёмкости тебя…»
ничьяблоко в ничьёмкости тебя
хочу быть внятно женственной
ничьяркостью, ничьясностью, ничейностью
без всякой ёмкости
без кости
без константы
езжай в Новосъебирск, мой поезд на пуантах
и не сердись
«Архипелагея, просто архи, ну…»
Архипелагея, просто архи, ну.
Полюбила гея, пригубила гея, погубила гея,
антилопа гну.
Лопы-антилопы; пела-выла гея —
гей, смотрю, другеет
в творческом плену.
Додругей до друга, миленький Чичваркин
(я надысь видала, как над веткой реял, и скрипел, и каркал),
объяви войну.
«будешь печаль? – вскипяти печальник…»
будешь печаль? – вскипяти печальник,
не принимай корвалол близко к сердцу;
армянина в алтуфьево бомжи зачихали насмерть, —
прячься и ты в мои насекомнаты.
«Волоски тут и там сквозь рубашку…»
Волоски тут и там сквозь рубашку.
Станколит, следом Ржевская. Ты
в полудреме стоишь на развилке
трех вокзалов, у камня, у касс.
С Ярославки – коня потеряешь,
с Ленинградки – Москву обретешь,
а с Казанского – домик саманный,
пруд прогорклый курортного юга,
детство номер двенадцать у речки,
возвращение в то, чего не было.
Ноутбук ничего не помнит,
ноутбук может только придумать.
Такова объективная данность:
персонаж, волоски сквозь рубашку,
едет к Курскому мимо развилки.
А Палашка – всамделишный автор,
дщерь врожденного вакуумия —
безрассудно витает повсюду
мелким кеглем, тахомой, курсивом,
каблуки в листопадаль вонзив,
смотрит внутрь, наружу, поверх.
Излечи себя сам, нафтизин,
засчитай себе, батюшка, грех.
Ты конечен, но невыразим.
«я бы скурила танец…»
я бы скурила танец
выкрошив из пуантов
грибок балериньих ног
«черемуха такая что вода…»
черемуха такая что вода
по вечерам подкатывает к горлу
текла из глаз и затопила город
большая жизнь большие холода
в подъезды носят статуи отцов
и в речке флаги красные полощут
пока не пей пойдем с тобой на площадь
там привезли сиамских близнецов
у них