если вдруг в какую глубокую лужу провалюсь. Или же если взмокну, удирая со всех ног от обозленного сумеречника…
Устав бродить по торгу, мы решили заскочить в удачно подвернувшийся кабачок. Выпить по кубку глинтвейна – отогреться и обмыть покупки.
Сказано – сделано. Тут же свернули в нужный торговый ряд, выходящий прямо к крыльцу присмотренного нами кабака, и направились к заведению. Однако почти сразу же были вынуждены остановиться. Чтобы разминуться с небольшой, но весьма колоритной компанией, которая, зыркая по сторонам, двигалась вразвалочку навстречу нам, занимая при этом весь немалый проход меж прилавками. Четыре парня в одинаковых поношенных серых полупальто и засаленных шляпах-котелках.
У меня при взгляде на них сразу возникло стойкое ощущение, выработанное за время службы в кельмской страже, что это отнюдь не добропорядочные граждане идут. Какая-то мутная компашка, явно не гнушающаяся темными делишками. Небось и заточка у каждого или длинный нож сокрыты в широком рукаве.
Но разминуться с этими типами не получилось. Один из них, долговязый, едва приметив нас, тут же счастливо заулыбался, щеря редкие зубы, и приветливо кивнул Атеми-младшему:
– Здорово, Гэл!
– Здорово, Буч, – промямлил в ответ как-то сразу притухший Гэл. Похоже, известные ему личности. И приятных воспоминаний о прошлых встречах с этой компанией парень не питает.
– Да ладно тебе, прямо нерадостный такой, – подойдя к Гэлу и дружелюбно похлопав его по плечу, ухмыльнулся Буч. – Ты же знаешь – мы за своих, римхольских, горой стоим! Тебе ли нас бояться?
Но продолжать разговор с моим приятелем, как я ожидал, долговязый не стал. Он сразу перевел взгляд на меня и, цыкнув зубом, с ленцой спросил:
– Так это ты, стало быть, стражником будешь?
– А тебе какое до того дело? – с равнодушной миной осведомился я.
– Да меня Угрюмый к тебе послал… с весточкой, – со значением произнес Буч.
Только я не понял, на что он хотел намекнуть. А вот Гэл определенно что-то сообразил, так как после его слов явственно побледнел.
– Без понятия, кто такой этот Угрюмый, – безразлично пожал я плечами. – Так что отвали.
– Зря ты так, – укоризненно покачал головой парень. – Угрюмого не уважаешь, значит?
– Да я знать не знаю никаких угрюмых, – все так же безмятежно ответствовал я. – Попутал ты, похоже, что-то. Иди другого стражника ищи.
– Так это не ты, значит, Кнута и его дружков привалил? – сощурившись, уточнил Буч.
– Кнута? – нахмурившись, переспросил я. И признал: – Кнута – я… – После чего веско добавил: – За дело, впрочем. За разбой.
– А это мне без разницы, – осклабился Буч. – Главное, что Кнут денег должен остался Угрюмому. Почти полторы дюжины золотых. А отдавать их теперь, стало быть, некому… – И неожиданно заключил: – Так что теперь ты, выходит, торчишь Угрюмому двадцатку золотом!
– Да с чего бы это? – откровенно офонарел я с эдакой арифметики и с того, что на меня пытаются повесить