один, тот, что в котелке и куцем пальтишке.
– Ага, выручи! – поддержал его второй. Пригладив растрепанную бороду, дабы придать своей не внушающей почтения физиономии большей солидности, он выпалил: – Одолжи две серебрушки до завтрего!
Поглядев на этих забулдыг из числа опустившихся горожан, с испитыми рожами, в замызганной и изрядно потрепанной одежонке, явно жаждущих продолжения загула, я, хмыкнув, покачал головой:
– Нет, ничем помочь не могу. Звиняйте.
Пошел дальше. Но, как и следовало ожидать, так просто мне уйти не дали. Пьяные люди – они же страсть какие докучливые… Резво забежали вперед меня и заныли:
– Ну будь человеком, паря! Ну одолжи пару серебрушек!
А один из них добавил для вящей убедительности:
– Мы же не просто так, а с возвратом!
– Нет, – вновь покачал я головой.
– Да не может быть! – не поверил косматый, отчего-то посчитавший, что я говорю об отсутствии денег, а не о том, что отказываюсь их давать. Он кивнул на мой новенький плащ: – Эвон у тебя какая одежа справная! Не может быть, чтобы у такого богатого тьера пары жалких серебрушек в кармане не нашлось.
– Все равно ничем помочь не могу, – сурово отрезал я, собираясь вновь обогнуть приставучую парочку. Не о чем тут, собственно, и разговаривать. Ладно бы просили пару медяков на кувшинчик дрянного винца, единственным достоинством которого является то, что оно моментом ударяет в голову, это еще можно понять… Но две серебрушки… Уже совсем другое дело. Такие деньги на дороге не валяются. К тому же их определенно никто не вернет.
– Ну хоть серебрушку дай! – вцепился мне в рукав один из пьянчуг.
А второй неожиданно бухнулся передо мной на колени и слезно взмолился:
– Да хоть медяк-другой! Страсть как надо!
Выдернув рукав из грязных лап забулдыги, я вздохнул и достал кошель. Бес с ним, с этим медяком. Дешевле будет с ним расстаться, чем морочиться дальше с этими пропойцами.
– Спасибо, друг! – обрадованно вскричал тот, что стоял на коленях, хватая брошенную ему в руки монету. – Ты нас прямо спас!
– Ага! – поддержал его товарищ, счастливо улыбаясь, и предложил на радостях: – Дай я тебя расцелую, благодетель ты наш!
– Вот это – ну его на фиг! Обойдусь! – непроизвольно вырвалось у меня, и я оттолкнул подальше упрямо лезущего ко мне лобызаться забулдыгу.
А тот не устоял на ногах… Снег ведь днем чуть подтаял, а к вечеру подмерз, образовав на камнях ледяную корку. Немудрено, что подвыпивший мужичок так запросто поскользнулся… Хуже то, что бедолага при этом еще и упал неудачно… Лицом вниз.
Явно неслабо грохнулся. Прямо взвыл. И неспроста. Нос себе разбил, как выяснилось, когда, чуть побарахтавшись, все же поднялся.
– Ты это… Ты почто Брана ударил? – переводя мутный взгляд с меня на товарища, растерянно вопросил другой пьяница.
– Да не бил я его, он сам навернулся, – попытался я растолковать нетрезвому типу обстоятельства приключившегося с его