поощрительно кивнула.
– У тебя правда есть сын, которому одиннадцать лет?
– Правда, – ответила бабушка. – Его имя – Исидор, оно эллинское и значит «Дарованный Исидой». Ты знаешь, кто такая Исида?
– Да, – быстро ответил я, радуясь своему знанию. – Это великая богиня Египта, жена бога Осириса.
Бабушка улыбнулась.
– Исидор очень умный и серьезный мальчик… думаю, вы можете стать друзьями.
Я, честно говоря, весьма в этом сомневался; но, разумеется, не возразил. И этот неведомый Исидор, ее сын, был мне не особенно интересен. Мне хотелось расспросить бабушку о многих других вещах.
Но тут вдруг открылась дверь каюты с другой стороны, и к нам заглянула мать. Я редко так досадовал на ее появление: мне стало ясно, что в присутствии матери откровенно побеседовать с бабушкой не выйдет. И, более того, – мне показалось, что лицо Эльпиды выражало предостережение: будто она просила свекровь чего-то не разглашать.
– Питфей, что ты тут делаешь? Тебе давно пора ложиться, – сказала моя мать.
– Я как раз собирался, – ответил я, проворно поднимаясь: я наловчился вставать не медленнее других, даже без палки. Подобрав свой посох с пола, я поклонился бабушке и матери и вышел.
Когда я закрыл дверь, то не сразу отошел от каюты – и мне показалось, что я услышал быстрый спор с другой стороны: бабушка и мама говорили горячо, но замолкли почти сразу. Я удалился, ощущая, как горят мои щеки… словно я разными способами пытался выведать у взрослых что-то постыдное. Я лег на свою циновку на палубе; и еще долго ворочался, прежде чем заснуть.
Я больше не подходил к бабушке – до самого конца нашего пути; и она сама не искала моего общества, однако часто уединялась с моей матерью. У них было явно много общего, и они были крепко привязаны друг к другу: я даже начал ревновать, не привыкнув, что матушка пренебрегает мной.
Однако, когда наше плавание окончилось, когда мы оказались в Коптосе, – городе, где жила моя бабка со своей семьей, – я все позабыл, таращась по сторонам. Коптос – город очень южный и самый восточный из городов этой страны, вдающийся в самую пустыню: жара там летом была несусветная. Но даже в такую жару египтяне умудрялись озеленить свое обиталище: вдоль улиц правильными рядами стояли пальмы в кадках, при каждом доме был сад, особенно часто попадались смоквы и гранатовые деревья. Жилища все были такие, какие я впервые увидел в Навкратисе: плоские крыши, порою с ограждением, маленькие окна-щели, толстые стены, иногда наклоненные внутрь. Расписывали эти здания часто – растительным орнаментом, яркими портретами животных и людей: животных изображали больше, чем людей, как я заметил, но все это было по-своему красиво и сочеталось с планировкой улиц. Я обратил внимание, что египетский город, в отличие от наших, спланирован очень строго и правильно… как будто и жители его ни на шаг не отступают от каких-то собственных правил.
Должен признаться, все это вселило в меня трепет перед ними. Тем более, что