в том же возрасте, когда спартанские мальчики отдавались в учение своим жестоким менторам, – я пошел в школу с другими детьми из благородных семей. Отец с матерью ожесточенно спорили об этом, и я даже жалел, что они так ополчились друг на друга из-за меня. Эльпида сперва хотела, чтобы я учился дома и не подвергался насмешкам и издевательствам, которые неизбежно последуют; но, в конце концов, она признала правоту отца. Никострат был убежден, что с жестокостью жизни я должен столкнуться как можно раньше.
Я уже говорил, что для ходьбы мне постоянно требовалась подпорка, потому что левая нога моя стала короче правой на целый палец. Сначала эта разница была невелика, но по мере того, как я вытягивался, она становилась все заметнее: я часто страдал от болей в пояснице, плечах и шее, потому что тело мое постоянно оставалось искривленным. Когда мы поселились на Родосе, мать догадалась, как немного помочь моей беде: для моей недоразвитой ноги сшили сандалию с высокой, как у актерских котурнов, пробковой подошвой, и мне стало гораздо легче передвигаться, а безобразие моей походки уже далеко не так бросалось в глаза. Но все равно – мое отличие от здоровых детей было весьма заметно, даже когда я не покидал своих комнат.
Однако я не думаю, что был особенно труслив, – скорее слишком горд и понятлив. Малышом я не раз пытался участвовать в общих играх: но я не мог ни бегать, ни прыгать, ни лазить на деревья за птичьими яйцами, – все эти подвиги, которые так высоко ценят мальчишки; надо мной смеялись, и я оставил попытки завести с кем-нибудь дружбу. Была надежда, что я найду себе товарищей в школе. Однако уже через неделю после того, как я начал мое учение, случилась большая неприятность.
Как только я стал участвовать в занятиях здоровых детей, насмешки надо мной только усилились; особенно трудно было сносить их в палестре, где всем приходилось обнажаться, чтобы вместе упражнять силу и ловкость. Должен сказать, что я неплохо сложен от природы: я почти уверен, что вырос бы таким же красивым, как отец, если бы не больная нога. Чтобы приспособиться к этому, мои кости, мышцы и сухожилия во всем теле тоже начали развиваться неправильно. После занятий гимнастикой и борьбой я не только ощущал себя униженным – у меня все болело.
И вот однажды я тащился домой из палестры, ощущая уже привычную боль и думая, нельзя ли как-нибудь договориться с учителями, чтобы облегчить мои мучения; и я не заметил, как меня окружила кучка ребят. Среди них были мои ровесники и двое мальчиков постарше.
Я остановился, видя, что дальше меня не пустят, и спокойно спросил:
– Чего вы хотите?
Видя, что я не испугался, они сперва словно бы смутились; но потом обступили меня плотнее, разглядывая, точно раба на рынке. Потом один рыжий, – его звали Ксантий, – сказал:
– Эй, ты, трехногий! Тебе не место среди нас!
– Я не трехногий, – ответил я с возмущением. – Дай мне пройти!
Но меня не пускали; когда я толкнул одного из мальчишек, меня в ответ толкнули так, что я чуть не упал.
– Уродец!