тишина. Со временем он привык касаться ее рукой перед тем, как заговорить, чтобы она могла прочитать слова по губам.
Слезы ее не иссякали, она продолжала сотрясаться от рыданий, положив руки на колени ладонями вверх, раздвинув ноги и почти сомкнув носки стареньких туфель. Со своего поста он мог видеть букву V, которую образовали голые бедра под юбкой, но не испытывал никакого волнения. Под этим уродливым колпаком ее опухшее лицо возмущало его, и он уже сожалел о своем безумном порыве.
– Вы что, не можете замолчать? – Злость душила его. – Вас могут услышать.
Он хлопнул себя по лбу в бессильной ярости.
– Ну и дурень же я, что притащил вас сюда!
Но слова его падали в пустоту. Она не шевелилась и не смотрела на него. Внезапно Эллис вспомнил, что она глуха, и сделал непристойный жест. Ее присутствие, спектакль этой безнадежности были противны, да еще – в придачу! – она оказалась глухой тетерей и, значит, совершенно бесполезной! Он не испытывал к ней ничего, кроме гадливости.
Эллис повернулся к окну. Продолжая наблюдать, он вновь переживал события минувшего часа, напуганный огромным риском, которому себя подвергал. Почему он действовал именно так? Почему поддался этому порыву сумасшествия? Он чувствовал себя одиноким, искал общения, потому и помог девушке. И вот теперь он приклеен к этой маленькой соплячке с пустым желудком. Он смирился бы с ее внешностью, прояви она свой ум, но хныканье делало ее просто нестерпимой.
Однако ловко же они ускользнули от преследования! Тот шпик был до смешного тороплив, и Эллису, к счастью, удалось свалить его на землю, симулируя собственное падение. Благодаря этому они выиграли метров пятьдесят на дистанции. Движение прервалось, люди зашумели. Слава Богу, они вскочили в трамвай как раз в тот момент, когда он втягивался в туннель Кингуэй. И еще одна удача: водитель находился на империале[1], в салоне не было никого, и шум трамвая заглушил крики ищейки.
Девушка сопровождала его как бы в состоянии сомнамбулизма, не говоря ни слова. Ему удалось незаметно провести ее к себе. Она сразу же плюхнулась на кровать и громко разрыдалась. Слезы ее казались неиссякаемыми.
Полицейский прошел по улице, остановился рядом с почтальоном, выбиравшим письма из почтового ящика как раз напротив окна Эллиса, и у него сразу заныло сердце. Виткоум и женщина с сумочкой наверняка уже подали жалобы. И сигнал поступил во все полицейские участки Лондона. Он сжал кулаки. Если его схватят, нетрудно будет установить его личность. И ждет его тогда не месяц тюрьмы, а виселица.
Послышался монотонно-бесцветный голос девушки:
– Я хочу есть. Вы не можете мне что-нибудь предложить?
– Хочешь есть? Очень кстати!
Она повалилась набок, пряча лицо в ладонях.
– Я так голодна… – простонала она. – Вы не можете представить, как я голодна…
– Ну, хватит, – зло оборвал Эллис. – Тебе нужно убираться отсюда. Я не могу оставить тебя в этой комнате.
Поскольку девушка не выходила из истерического состояния, он схватил