находившимся в комнате. Однако, когда мы втроем поднялись этажом выше и мой молодой человек улегся в предвкушении негритянских авансов на потрепанный диван, – выяснилось, что стоимость и этого аттракциона сильно завышена. Присутствовать при затянувшемся споре Билла с хозяином мне вскоре надоело, я взял такси, вернулся в гостиницу и улегся в постель непорочным. И нисколько об этом не жалею.
Сегодня утром, пока Билл отсыпался после вчерашнего, ходил в Лувр. Ника Самофракийская выше всяких похвал, да и Венера Милосская немногим хуже. Египетские залы еще не исследовал. Что же до живописи, то мне довольно скоро сильно наскучили Лебрен и Лесюэр, и даже Пуссен, которого я насмотрелся до одури. Зато я открыл для себя Филиппа де Шампеня[137]. Мантенья превосходен. Люблю древо познания в «Sagesse Victorieuse»[138]. Билл вот-вот пробудится. Пора возвращаться.
Норт-Энд-Роуд 145, пятница, 1 января 1926 года
Только и разговоров что о Новом годе. Хочется надеяться, что он будет успешнее прошлого.
В Лондон вернулись вчера в седьмом часу утра – проспал весь день.
На следующий день после развлечений на Рю-де-Урс мы спустились к реке и поужинали в «Ля Тур д’Аржан», наслаждаясь великолепным видом на Нотр-Дам, а также великолепной уткой «caneton à la presse»[139], для которой нам подали нумерованные карточки. Запили утку двумя бутылками шампанского в кафе «Прадо», Билла развезло, и он несколько часов подряд говорил про Тони.
Наутро я отправился пешком в Сен-Сюльпис, шел по красивым улицам, а затем опять побывал в Лувре; хотел посмотреть рисунки Энгра, но было слишком темно. Вечером ужинали в «Вуазен»; после утки в «Ля Тур д’Аржан» на картофель «Анна» не хотелось даже смотреть. А вот вино было превосходным – свой, правда, я почти все разлил. Выпили в «Прадо» по шартрезу и вернулись.
Утром пошел в Люксембургский сад и в музей Родена, где меня больше всего интересовали рисунки, поднялся на Эйфелеву башню и к обеду вернулся. Билл, по обыкновению, еще спал. Во второй половине дня пил чай с Тамарой Эйблсан: она постриглась, умылась, красиво оделась, отчего сильно выиграла. С нами был англичанин Бернс, он, кажется, со мной знаком, и некая графиня, которая в несусветных количествах поедала вишневое варенье и злословила на четырех языках. Поужинали в «Крийоне» – еда превосходная, а вот обслуживание – худшее в Париже, а оттуда – на вокзал Сен-Лазар. Путешествие получилось хуже не придумаешь; очень сомневаюсь, что я его забуду, а значит, и писать про него нечего.
Барфорд-Хаус,
среда, 13 января 1926 года
<…> По пути остановились в Оксфорде, и я купил себе жилет и несколько книг, в том числе стихи Т.С.Элиота[140] – они на удивление прекрасны, но малопонятны; есть в них что-то неуловимо пророческое.
Миссис Грэм с веселым шумом отбыла в Лондон, и в доме – если не считать громкого стука молотков, жалобного скрипа передвигаемой мебели и болтовни прислуги – воцарился покой.
Бал оказался еще хуже,