Лев Толстой

Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты


Скачать книгу

приду.

      Берг надел сертук, такой чистой и франтовской, какого не было во всей армии, с эполетами и, сделавшись вдруг красивым офицером, вышел из комнаты.

      – Я свинья! Смотри, что они пишут.[444]

      «Думать, что ты, мой бесценный Коко, находишься[445] среди ужаснейших опасностей, свыше моих сил. Ты,[446] милый мой сын, дороже мне всех моих детей, да простит меня бог.[447] Да простит тебе бог те слезы, которые я по тебе выплакала и да не даст тебе испытать тех мучений…» Далее шли подробности о домашних, советы и приложено было рекомендательное письмо к князю Багратиону. – Ну его к чорту, я[448] не пойду.

      <Вдруг углы губ поднялись выше и выше и Федор Простой улыбнулся, не> сводя глаз с темного угла комнаты, в который он задумчиво смотрел.

      – Ну, a m-me Genlis всё та же? А Наташка милая моя? Все тоже? – Он улыбнулся. Борис улыбнулся тоже не насмешливо, не от чего нибудь, а только от радости.

      – Расскажи про ваши дела.[449] Нам рассказывали, да правда ли всё…

      – Ну, после, а Соня что?

      – Ты ее не узнаешь, как она похудела, как она убита, это не тот человек… Напиши ей.

      Опять Федор Простой задумался и опять потускнели его глаза.

      – Да, – сказал он, – меня все любят, я это знаю, но вот сердце мое знает, что она одна всегда будет любить меня, никогда не изменит. От этого я и мало ценю ее. Все мы эгоисты. Ну рассказывай ты… как вы шли.[450]

      Как только Берг ушел, Простой стал другим, более кротким, простым человеком и сбросил с себя всё это прежде выказываемое гусарство, которое, как ни шло к нему, затемняло в нем того доброго, пылкого, честного юношу, которого справедливо любили столь многие.[451]

      Борис[452] рассказал про проводы и поход в России и за границей.[453]

      – У нас, надо тебе сказать, две партии: аристократов и плебеев.

      – Погоди, вот проберут вас.[454]

      Принесли шампанское.

      – А мне не хочется, – сказал Простой. – Ну, налей, всё равно. <Это, брат, пустяки.[455] В первый раз нас пустили под> <Кремсом> Энсом, ну жутко, а потом гадко на других и зло берет. Нет, брат, как мы отступали от… вот это было, я бы вас пустил туда. Мы, брат, бежали, как зайцы, сбились, наш полк попал не в ту сторону>.

      – Да как же диспозиция разве вам была неизвестна?

      – Э, брат, диспозиция, дислокация.[456] Бросилось всё, сбилось в кучу, адъютанты скачут, отступать по какой [то Клап]ау, а чорт ее знает, что за Клапау?[457] Тут атака эта в Шенграбен, тут атака. Лошадь убили и ранили. Ай, ай, – покачав головой. – Ну, хорошо, что привез денег, а то нет. Я просадил на одну немочку. Что за прелесть в Раузнице, когда мы стояли авангардом, она приезжала из Аустерлица, это городишка скверный, она дочь сапожника. Что за пуховики – умора.[458]

      Приятели почти до утра сидели, разговаривая и не обращая вниманья на Берга, который вернулся