за лук.
Я вскочил и с выхваченным мечом помчался к месту побоища. Мимо уха пронеслась стрела. С другой стороны Аркан выпустил вторую – прямо в налетевшую на него Еву. На его лице было написано, что он готов признать себя хоть рабом, хоть свиньей собачьей, только бы происходящий перед глазами абсурд закончился.
Да, компании Зимуна не приходилось сталкиваться с крестоносцами. А слухам люди, считающие себя умными, обычно не верят. Знаю, сам был таким.
От стрелы Аркана Ева уклонилась, в следующий миг его переломленное тело упало с ее приподнятого колена. В этот миг ее ногу прошила стрела Сяпы. Для Евы словно бы ничего не произошло, она двумя руками протянула сквозь себя копье, вытащила из груди и запустила в убегавшего Коржа. Тот вовремя сообразил, что легкая победа отменяется, и сделал правильный вывод. Но поздно. Обычно точный бросок копья – метров сорок. Коржа оно настигло на расстоянии в два раза большем.
Я подбежал с обнаженным мечом к Еве и понял, что выгляжу глупо. Она улыбалась:
– Чапа хороший раб, но его помощь не требовалась.
Честно говоря, я спешил ее добить. Подловить на отвлечении внимания, оказаться сзади и – как в лесу со стволами деревьев…
– Больше не попадайся, Ева не всегда сможет тебя защитить.– Она отбросила вытащенную из ноги стрелу, а ладони пригладили кровавую дыру в груди.
Пусть беляки неуязвимы, но боль они чувствуют. Случившееся Еве не нравилось. Она морщилась. Меня такие раны и боль убили бы, а Ева боролась, ее организм бросил все силы на восстановление.
Если сравнивать, то для нее попадание стрелы и копья примерно как укусы комара и собаки. Впрочем, возможно, что по-другому: как укусы пса и пятиметрового крокодила. То и другое неприятно и болезненно, но стрелы Еву с ног не сбивали.
Надо учесть на будущее. Когда Ева отвлечется на что-то, брошенное в спину копье опрокинет ее или хотя бы выведет из строя на одну-две секунды. Это и будет шанс для решающего удара мечом.
Так, а где Сяпа, почему он больше не стрелял? Сбежал? И Ева его так легко отпустила?
Я обернулся назад. Лук и стрелы Сяпы валялись перед ним, сам он лежал лицом в землю с собственным ножом в шее. Над ним безучастно стояла Елка.
– Для нас эта обезьяна неопасна, – сказала мне Ева, – она хочет к Еве, правильно?
Последнее было сказано громко и обращено в сторону леса.
Елка продолжала стоять с непроницаемым выражением.
– Она не может ответить, но она очень хочет быть рабыней Евы, – сообщил я и направился к Елке.
Ева меня не остановила. Ей требовались новые рабы, и те, что в бою выступают на стороне Евы и убивают ее врагов, ей нравились.
Я шагал медленно, а когда до Елки, глядевшей в землю, оставалось пара метров, она бросилась ко мне, прижалась…
Хотелось зарыдать. И ей следовало заплакать, но ее лицо оставалось неподвижным, жизнь в нем умерла. Точнее, ее убили.
– Пойдем. Я тебя не обижу. – Я обнял Елку за костлявые плечи и повел к костру. В глазах щипало. Не от дыма. – Это Ева, наша хозяйка.