к моей семье.
Ясно было одно: если мы хотим покинуть Вавилон, действовать надо скрытно и как можно скорее. Мы с Поликсеной и Фарнаком устроили нечто вроде военного совета. Скажи мне кто-нибудь раньше, что мы однажды соберемся под одной крышей и сблизим головы, чтобы строить общие планы, я счел бы такого прорицателя сумасшедшим!
Поликсена предложила мне обставить все так, точно я отправился по делам в соседнюю область, хоть в тот же Элам: а потом внезапно заболел и спешно вызвал к себе жену и детей, чтобы они были рядом на случай моей смерти.
Я нахмурился. Говорить о моей предполагаемой смерти в присутствии соперника показалось мне весьма скверной шуткой.
– Почему нельзя бежать из самого Вавилона? Хотя бы разделившись? Неужели люди поверят, что у меня могли найтись срочные дела вне города накануне приезда Ксеркса?
Я потер наморщенный лоб.
– Вавилон огромный город, в нем можно спрятаться тысячью способов!
– Спрятаться можно, но не сатрапу, – возразил внимательно слушавший Фарнак, который до сих пор помалкивал. – И даже если вы скроетесь, как вы выберетесь за городские стены? Можно не сомневаться, что персы перевернут тут каждый камень, а Вавилон не покинет ни одна душа, как только станет известно, что вы исчезли из дворца!
Он помолчал и серьезно прибавил:
– И с вами маленькие дети!
Я открыл рот, но слов для возражений не нашел. А Фарнак взглянул на Поликсену и, улыбнувшись ей, снова обратился ко мне.
– Сестра говорит разумно. Тебе надо покинуть Вавилон, и уже тогда разыграть свою болезнь. В другом месте за тобой не станут следить так пристально.
Поликсена вспыхнула. Кажется, она подумала о том же, о чем и я.
– Фарнак, если ты хотя бы помыслишь…
Он рассмеялся.
– Нет, нет, моя драгоценная, можешь быть покойна! Я ведь тебя знаю – и ты знаешь меня!
Несколько мгновений они испепеляли один другого взглядами. Это была самая странная любовь, которую я видел на своем веку. Они оплели друг друга и проросли друг в друга, как ядовитый плющ, – и не могли ни жить как брат и сестра, ни жить как возлюбленные, ни расстаться!
Мы еще какое-то время поспорили; но вскоре стало ясно, что ничего лучшего нам не придумать. Рассуждая здраво, персы и теперь могли бы покарать кого-нибудь в Вавилоне за мой побег, – но я надеялся, что навлеку гнев Аместриды и ее супруга на одного себя. И что вскоре окажусь вне пределов их досягаемости; или же под покровительством союзника, с которым они не пожелают портить отношения. Теперь даже Ксеркс должен был уразуметь, что силы его не бесконечны – а «бессмертные» смертны… К тому же, разум царя царей был опять всецело поглощен войной, а власть его супруги не простиралась так далеко за пределы Персиды.
– Царица Артемисия необыкновенная женщина… как ты, сестра, но в другом роде, – сказал Фарнак Поликсене в один из вечеров, когда мы втроем сидели за кувшином медового вина, как старые друзья. – Она не побоится бросить вызов самой Аместриде, оказав вам покровительство.
– Но почему? – воскликнул