наслаждался тем, что наконец-то держит меня в руках. Я же мог похвалиться только спокойствием, которое мне удавалось сохранять, находясь в такой близости и зависимости от него…
Мы потратили на это обсуждение всего три вечера. Несомненно, стены всех покоев южного дворца имели уши, а собираться где-нибудь еще было бы тем более подозрительно.
На шестой день после приезда Фарнак покинул Вавилон, увезя Нестора. Помимо мучительной ревности, грусти и досады, я испытал значительное облегчение, когда проводил их. Даже если я погибну, мой первенец, скорее всего, спасется!
Еще до того, как Фарнак уехал, мне с помощью Варад-Сина удалось привлечь на мою сторону группу вавилонян. Я соблазнял неимущих воинов деньгами, как в свое время Ксеона, – и соблазнил! Однако храбрость ни за какие деньги не купишь, и я научился видеть подходящих людей… Тот карийский солдат, ударивший меня по голове, тоже был из тех, на кого можно рассчитывать: просто Фарнак – или Артемисия? – наняли его раньше.
И для азиатов я оставался чужим. Я очень надеялся, что за мою измену не станут карать невинных: теперь дело обстояло совсем иначе, нежели в Милете, – персидская царица должна была понимать, что в Вавилоне помогать мне решился бы лишь тот, кто бежит со мной!
Через неделю Фарнак прислал вестника. Он ожидал меня неподалеку от Царской дороги, которая шла до самых Сард. В доказательство своей правдивости посланец предъявил прядь волос Нестора – я с бьющимся сердцем рассматривал эту шелковистую черную прядку. Таких мягких волос не бывает даже у женщин…
Меня очень встревожило, когда присланный Фарнаком гонец сообщил, что мальчика повезли без остановок прямо в Карию: ребенка в дороге подстерегало слишком много случайностей. Хотя, конечно, это было самое разумное.
– Мой господин будет ждать тебя на четвертой по счету станции от места, где сходятся дороги, – сказал воин.
Прежде всего, Фарнак должен был ожидать там Поликсену, которую довезут верные вавилоняне. Это могло показаться полнейшим безумием – добровольно отдать жену с детьми во власть врага! Но я трезво оценивал наше положение и отдавал себе отчет в том, что для моей семьи, как и для Нестора, это наилучшая возможность спастись. И я скорее готов был увидеть Поликсену и детей в руках другого, чем мертвыми. Я знал, что персы, если до тех дойдут слухи о моем бегстве, будут к ним беспощадны.
Поликсена тоже понимала все это, когда мы прощались.
– Варад-Син доставит тебя и детей на станцию, где вас встретит Фарнак. С вами все будет хорошо, – сказал я, улыбнувшись.
– Я знаю, – ответила моя прекрасная царица, улыбнувшись в ответ.
Она поцеловала меня так, как будто уже не надеялась вновь увидеть. Потом торопливо отвернулась и ушла, скрывая слезы. Кого она оплакивала, о ком печалилась?.. Мне теперь было бы слишком тяжело об этом размышлять!
Перед тем, как присоединиться к моим людям внизу, я вышел на Демаратову террасу. Я стоял там, мысленно прощаясь с городом; и вдруг услышал позади