раз начал ломиться в дверь. Какого черта я нужна, если задание уже поручено Джиму? – Она могла наблюдать, как один из наиболее опытных и пронырливых репортеров Южного информационного агентства пытается сунуть ботинок в щель приоткрывшейся двери одного из домов. – Он еще посчитает, будто я хочу спутать его планы.
– Я просто подумал, что в этом деле может быть полезен чисто женский подход, – объяснил Маррей.
Сэм посмотрела на часы: 16:00. Уже очень скоро все общенациональные газеты начнут печатать очередные тиражи. Она легко могла представить, какая атмосфера царит сейчас в редакции. Маррей не слезает с телефона, раздавая всем властные распоряжения и одновременно без стеснения любуясь своим отражением в стеклах рамочек на стенах, в которых красуются наиболее выдающиеся публикации Южного информационного агентства. Куп стучит по клавиатуре, беспокойно ероша неопрятные волосы, а на его рабочем столе бесчисленные чашки остывшего кофе и успевшие засохнуть сэндвичи. Джен жует никотиновую жвачку и лихорадочно обзванивает информаторов, стараясь заполнить пробелы в своей статье. Как только Маррей закончит разговор с Сэм, он свяжется с «Миррор» или «Сан» и примется беспардонно лгать, что у его репортера есть почти готовая тема, ради которой стоит придержать свободное место на газетной полосе.
– На самом деле я совсем не уверена, что гожусь для этой работы, – сказала она, изучая собственное отражение в зеркале заднего вида. Ее взгляд остановился на букете цветов для бабушки к ее дню рождения, лежащем сзади на пассажирском сиденье.
– Что поделаешь, если лучшие из лучших уже отправились на ежегодную церемонию вручения наград для журналистов. Она проводится как раз сегодня вечером.
– Превосходно. Приятно слышать, что меня причисляют к отбросам среди сотрудников агентства, – чуть слышно пробормотала Сэм.
– Позвони мне, когда добудешь хоть что-нибудь. – Маррей положил трубку.
– Кретин! – Сэм швырнула старенький мобильник на сиденье рядом с собой.
Она всегда пребывала в несокрушимой уверенности, что долгие рабочие дни за мизерную зарплату, какую она получала, превращали ее почти в рабыню, а теперь ей предстояло еще и справиться с почти невыполнимой задачей. Причем срочно.
Она прижала кончики пальцев к глазам и сделала легкий массаж век. А ей-то казалось, что она знала все об усталости еще до того, как стать матерью. Люди врали молодым родителям, обещая, что ребенок перестанет плакать по ночам после шести недель (наглая ложь!). Затем срок переносился к моменту окончания кормления грудью, потом до года. Эмме исполнилось четыре, но все еще казалось чудом, если она безмятежно спала ночь напролет. Прежде Сэм могла бы пожаловаться на утомление, если вместо нормальных восьми часов ей удавалось поспать хотя бы шесть, приползая на службу в тумане от похмелья после бесшабашной гулянки по барам и ночным клубам. Теперь, несмотря на свои двадцать пять лет, она ощущала себя пожилой дамой. Четыре года постоянного недосыпания повлияли буквально на каждую мышцу ее тела, а главное