же ты, курчый сын, наделал? Ты мне какие ключи подсунул? А ну, слезай с коня и на колени.
– Я тебя открыл, я тебя и закрою! – с этими словами Панас замахнулся связкой ключей над головой Ивана. Тот бросился в рёв, похожий на храп.
Незнакомка сняла свою руку с его плеча и перевернулась на другую сторону. Панас умудрился одеться и, пятясь задом, оказался в предбаннике. Не успев развернуться, он споткнулся о какой-то чемодан (его забыли в спешке «фомичи»). Раздавшийся грохот заглушил звук тупого удара его головы о косяк двери.
Панас потерял сознание.
На этот раз ему снилось, как сын Тараса Бульбы – Иван, тащит бездыханное тело своего отца. При этом приговаривает:
– Батьку, я же Вам говорил, что «Штуцер» живёт в соседнем номере, а Вы мне – мовчы, мовчы. Батьку, а зачем Вы на голову одели женский лифчик?
От этого кошмара Панас быстро пришёл в себя. Обернувшись в темноте, он увидел какие-то тени.
– Хлопци, цэ вы-ы-ы? – протяжно простонал Панас.
– Мы. Мы, Панас, – ответила темнота.
Стало тихо. Где-то на улице ковырялись электроремонтники. Возле входа скопилась целая толпа постояльцев, требовавших именем демократии открыть двери и пропустить их в номера. В окно заглянула любопытная луна, чтобы посмотреть на чудовищный панасовский синяк, напоминавший водолазную маску, и рассмешить «экскурсантов». Кто-то, хихикая, дополнительно осветил лицо Панаса «ФЭДом»34.
– За мной, хлопцы! Вперед! – простонал Панас и показал на номер «Штуцера». Рука Панаса повисла в воздухе.
Опера быстро справились с дверью. «Фомка» ушла в работу. В предбаннике остались Прохор и Иван. Сквозь наползавший сон Панас услышал сдавленный шепот.
– Ванёк, а что у него в холодильнике? Посмотри, – убедительным тоном порекомендовал Прохор.
– Прохор, да тут вискаря немерено! Давай по пятьдесят грамм! – радостным писком проверещал Иван.
– Ты еще спрашиваешь! Тем более Панас в завязке, – наливай!
От неслыханной дерзости и возмущения Панас снова потерял сознание. Придя в себя часа через два, он услышал тягучий голос Ивана.
– Ну, что, Проша, – на посошок?
– Ну, ладно, давай, – ответил изрядно захмелевший Прохор, – на посошок и тихонько споём мою любимую «По диким степям Забайкалья».
От нахлынувшей досады Панас решил отлежаться в коридоре. Для второго захода у него не осталось живого места на лице и «вискаря» в холодильнике. Рядом прошла уборщица. Панас притворился спящим.
– От свинюка, – услышал он явно недружеский голос, – нажрутся, облюются, а нам потом убирать.
Шаги остановились. «Лишь бы она не полезла в карман, где лежали: пляжный снимок «Герды», фотографии тёщи на каких-то похоронах и жены с авоськами», – проскочила мысль. Тут же он почувствовал, как женская рука заботливо приподняла его голову и сняла лифчик. Шагов больше не было. Панас, прищуриваясь, вглядывался в темноту коридора. Мимо пробежала мышка. Где-то мерно постукивали