место, чтобы и человеку было интересно на работе и пользу можно было бы получать от него по максимуму, то есть освободила бы его хоть немного, хотя бы в некоторой степени. Как там говорили в те времена про способности и потребности?
– От каждого по способностям, каждому по потребностям, – буркнул он. – Так, когда-то писали на плакатах, но дальше этого, дальше пустых слов, дело не пошло…
– Да… Дальше этого не пошло, потому и провалились опять на несколько уровней вниз… Но… – я задумчиво обвел взглядом комнату. – Знаете… Если рождаться с мыслью, что жить можно лишь в ловушке, где лежит корка хлеба или сухой завиток сыра, и жить все время в страхе от того, что неизвестно что и как с тобой сделают те, кто расставил эти ловушки: то ли убьют, как крысу, то ли пожалеют и отнесут в какой-нибудь зоосад, где условия содержания лучше, чем в ловушке, то… лучше, наверное, выпрыгнуть из чрева на первом-втором месяце беременности, в виде кровавого ошметка, и на этом все закончить… И, может быть, начать все с начала, если перерождение возможно, как считают буддисты. Не знаю… Не знаю… Сам не в лучшем положении…
Мы оба замолчали. Один сидел в углу дивана, смотрел перед собой на рюмку на столе, о чем думал – неизвестно. Может быть, про то как будет объясняться с беременной женой, а они, эти беременные жены, очень нервными становятся – это я знаю по собственному опыту. А может быть, продумывал варианты, альтернативные переезду в Н-ск. Он же человек со связями, наверное, кто-то уже предложил еще какое-нибудь место в другое конторе. Я же стоял и смотрел на светлый квадрат окна. Стало почему-то грустно, даже тоскливо.
– Но, все-таки, что-то нужно делать. Вот так, как сейчас оставлять нельзя.
– Слышал я уже много раз это – «оставлять нельзя», «нужно что-то делать», – он попытался улыбнуться, но улыбка его больше напоминала оскал. – Это значит, что чем-то или кем-то придется пожертвовать. У нас все «действия» происходят с жертвами. Опять придется жертвовать. У нас вообще без жертв не получается. Любой эксперимент заканчивается жертвами, но не пожертвованием. Но и оставлять так тоже нельзя – здесь вы правы. И как развязать этот узел?
– Развязать не получится. Слишком все затянулось. Придется рубить.
– А кто рубить-то будет?
Я кивнул головой в сторону двери.
– Они.
– Хотите дать им пинок под зад, чтобы они за колья взялись? – ухмыльнулся он.
– Ну… За колья они вряд ли возьмутся… Слабоваты для таких подвигов, к тому же образ жизни, опять же образование, те же знакомые, что устроили их сюда, не позволят им опуститься до этого… – я стоял, засунув руки в карманы, смотрел себе под ноги. – А почему вы, Владимир Иванович, не можете представить себе такой вариант, что кто-то из них не вернется на службу в контору, а пойдет учиться дальше, откроет какое-нибудь свое дело… Телескопы, например, будет собирать или продавать… Отыщет каких-нибудь, похожих на него мечтателей, и начнут они наконец что-то делать. Почему вы такую