богадельню построили, новую церковь-красавицу выстроили. Стала деревня процветать, людям-то облегчение такое Птаха сделала!
Скоро быль моя сказывается, много воды в синей речке с тех пор утекло. И стала Птаха первой помощницей Его Высокопреподобия, почитай, за всей его казной следила, копеечка к копеечке – все ведала, за любую мелочь могла отчет дать…
Вы ужо, видать, догадались, что тот Епифан-то я и был? Ай, молодцы, пострелята, ничего от вас не утаишь! Много лет да зим с тех пор прошло, многое уж позабылось, а вот один случай, как сейчас, помню.
Ехали мы как-то из одного монастыря. Дорога неблизкая, петлями вокруг болот, среди лесов дремучих, мимо малых деревень с избами да плетнями. Видно, вспомнилась Птахе ее родина. То сидела да щебетала, рассказывала Его Высокопреподобию о денежных делах монастырских, а тут замерла, вдаль куда-то глядючи. Батюшка ее спрашивает, мол, устала, девонька, все в хлопотах да заботах? А она в ответ:
– Нет, батюшка, мы привычные. Задумалась – это да.
– А о чем думается? – улыбается батюшка.
Да и чего бы ему не улыбаться? Он заранее знал, кто чем дышит. Вот однажды я сидел да думал, отчего ж после разговора с ним люди, пребывавшие в горестях или погрязшие во грехах, духом возрождались да домой, как на крыльях, летели? А батюшка обернулся и говорит мне: «А я их исцеляю». Отвернулся и опять что-то писать стал в синей тетради. Господом был дарован ему дар прозорливости. Наверное, знал, о чем и Птаха в тот момент думала, потому и улыбался. И Птаха, зная о его прозорливости, засмущалась:
– Не смею, батюшка, отвлекать тебя своими глупыми мыслями.
– Нет уж, сказала, так продолжай.
Куда деваться-то, когда сам велит поведать о кручине? Рассказала все, как есть:
– Ты только не серчай, батюшка, я прекрасно понимаю, что все в руце Божией, на все воля Всевышнего. Но нет-нет, да вспомню, как мы с тобою встретились. Чуднó до сих пор, как все случилось. Я ведь хоть и малая пуговка была, а помню, что тятеньку с маменькой ослушаться бы не посмела. А в тот день как кто тянул меня за васильками. Помнится, показалось, что в моем сплетенном веночке не хватает синего цвета. Вот и пошла к тракту, там по обочинам такие цветы росли, как нигде больше. А тут и ты, батюшка, появился. Ведь мог бы мимо проехать, ан нет! Остановился, из кареты своей вышел, заговорил так ласково с простой девчонкой деревенской, махонькой. Да еще и с собой позвал. Ой, сердчишко-то мое как затрепетало!.. Тот тракт, дорога судьбу мою враз переменила, в движение привела. Кабы не ты, батюшка, кем бы я была теперь? Уж и гоню от себя эти мысли, а они все возвращаются. Скажи, пожалуйста, почему ты тогда остановился, ведь неспроста это сделал? Что увидел во мне?
– Если бы я тебя тогда не взял, через несколько дней тебя б, Птаха, не стало, – как-то просто, даже буднично ответствовал протопресвитер. – Но мне было разрешено изменить твою судьбу.
– Кем разрешено, батюшка?
– Моим Учителем.
– Господи!.. –