отпустил, ведь свадьба планировалась трехдневная, с выездом за город на два дня. В доме никого. Поставив еду на стол в комнате Германа, Рита ждала. А стрелки бежали вперед – уже полпятого. Порывшись в комоде, она достала полотенце, осторожно приоткрыла дверь ванной, прилегающей к комнате Германа. Он стоял под душем, скрестив на груди руки и прикрыв веки. Вода поливала его сверху, стекала по телу, а Герман не шевелился, казался неживым изваянием под дождем. Отчего-то Рите стало жутко.
– Герман… – робко позвала она. – Ты долго стоишь под душем… Вот, возьми полотенце… Ты слышишь меня? Герман!
– Да, – коротко отозвался он, одновременно поворачивая краны.
Взяв полотенце, не завернулся в него, а поплелся в комнату, бросив на ходу:
– Ты тоже устала, ополоснись, а хочешь, иди в бассейн. Халаты в шкафу.
Рита обожала плавать, вода – это ее стихия, блаженство. Усталость и нервное напряжение можно действительно снять водой, но это удовольствие не для сегодняшнего дня. Она моментально разделась и, несмотря на приятные ощущения от душа, постаралась недолго стоять под потоком. Очень ее беспокоил Герман. При посторонних вел себя идеально, был собран и сдержан, что совсем не в его духе. Оставшись с Ритой, стал как потерянный. К слову сказать, наедине с ней он был совсем другой, чем и держал ее, а при посторонних Герман меняется, надевает дурацкую маску. Рита приняла твердое решение порвать с ним, однако в ближайшее время сделать это не удастся. Не добивать же его!
Завязывая халат, она тихонько заглянула в комнату, увидела его со спины. Герман сидел голый на кровати, на коже не успели высохнуть капли воды. Он раскачивался взад-вперед, обхватив голову руками. Так, наверное, раскаиваются в страшных проступках, выражая без слов ужас и боль. Рита ступила босыми ногами в комнату, стала на цыпочки, он попросил, не оглядываясь:
– Принеси выпить.
Внизу она торопливо открывала подряд шкафы, пока не обнаружила склад спиртного. Перебирая початые бутылки с импортными этикетками, Рита обращала внимание только на градусы. Найдя надпись: 43 градуса, прихватив большую рюмку, взбежала наверх. Герман не дал налить в рюмку жидкость горчичного цвета, забрал бутылку и пил из горлышка, как пьют колу при неимоверной жажде. Осушив бутылку наполовину, он утерся тыльной стороной ладони и тяжело произнес:
– Не верю, что отца… нет… не верю…
В подобных случаях лучше молчать. Молчала и Рита. Через паузу Герман сказал:
– Но ведь кто-то его завалил. Кто-то из тех, кто был на свадьбе!
– Так ты не думаешь, что это сделал тот мальчик… Егор?
– Разве я похож на идиота?
– Почему же ты согласился и… и… позволил его… раз не он?
– Потому, – вяло отозвался Герман.
Опьянение не наступало, боль обострилась, его начала бить мелкая дрожь, словно он замерз. Герман отхлебнул из бутылки, которую не выпускал из рук, и пояснил Рите, нервно сжимавшей рюмку:
– Пусть думают все, что убийца найден, что я считаю им Егора. Пусть так думают. И настоящий убийца