для капитана, но потом стали замечать, что и кэп день ото дня всё более мрачнеет, впадает в злобную меланхолию, и конечно, догадались о причине. Жизнь на судне пошла – хуже некуда. Капитан, слывший удачливым, сметливым рыбаком, плюнул на лов и принялся закручивать команде гайки. Начал он с того, что заставил штурманов стоять вахту в форме и при галстуках, а дело, между прочим, было в тропиках! Доведя придирками помощников до икоты, капитан отправлялся в машину и проделывал то же самое с механиками, потом перекидывался на палубную команду, навещал радистов и поваров. Через неделю народ стал всерьёз поговаривать о бунте, а упрямая девица знай выставляла коленки и фыркала на всех подряд. И тогда трое самых влиятельных на судне людей – старпом, стармех и первый помощник решили, что настала пора принимать меры, тем более что они, все трое, к тому же были ещё и партбюро.
Собрались дружно, но разговор поначалу не клеился: уж больно тема оказалась деликатной. Стармех пошептался с первым помощником и принёс бутыль разбавленного спирта. Выпили без радости, но средство подействовало, и начался обмен мнениями. Оказалось, что всех переполняет одно и то же чувство – оскорблённого мужского достоинства. Все они были людьми, немало поплававшими и повидавшими, но с такой ситуацией столкнулись впервые. Это как же можно, чтобы – никому? Даже капитану! Невиданное и оскорбительное хамство. И хотя спорили, долго ругались, каждый понимал – выход один: заставить девицу уступить капитану, иначе не останется ничего другого, как посадить их обоих в спасательный плотик и оттолкнуть от борта.
Решили дела не откладывать, прибрали на столе и послали за докторшей. Та явилась в короткой юбчонке и уселась, провокаторша, таким манером, что стармех замычал и отвернулся к переборке.
Некоторое время молчали, а потом первый помощник возьми и брякни: «Дочка, как ты понимаешь настоящую международную обстановку?» Старпом досадливо крякнул, а докторша нагло объяснила, что никакая она комиссару не дочка; если по возрасту, так он ей в дедушки годится, и, вообще, она таких родственников видела в гробу, и причём тут, между прочим, международная обстановка?
Первый помощник мог бы ей запросто рога обломать, он в экипаже линию партии проводил со всей твёрдостью и знал, как даже старые, просоленные моряки могут плакать и каяться, если им бумажку нужную показать, да словцо заветное шепнуть. Однако сообразил, что с такой заразой оборот нужен особый. Поэтому сделал вид, что хамства не заметил и пространно объяснил, что про обстановку спросил потому, что несмотря на мирные усилия партии и правительства, империалистические круги продолжают вынашивать агрессивные замыслы, а значит, военная опасность не ликвидирована.
От такой политинформации девица начала демонстративно зевать, но первый помощник опять притворился, что не заметил, и, как бы невзначай, спросил:
– А кстати, вы знаете, чем мы здесь, в море, занимаемся?
– Вы, лично, вообще ни черта полезного не делаете, – дерзко заявила докторша. –