почитав немного роман Майн Рида, отойти ко сну и уже отчасти разделся. Нужно сказать, водилась за капитаном первого ранга одна особенность или странность, впрочем, вовсе безвредная: раздеваясь, он первым делом снимал брюки и носки, а уж потом верхушку. Когда Сипунов, нарушив правила субординации, этики и вообще всяческих приличий, ворвался в каюту командира, тот благодушно расхаживал в кальсонах и в кителе, мурлыча какую-то легкомысленную мелодию.
– Вы с ума сошли! – заорал он на Сипунова. – Да я вас…
– Товарищ командир! – заголосил в ответ Сипунов. – Беда! Беда на вашем славном крейсере! Ой, беда! Коллективное помешательство среди офицерского состава – младшего, среднего, да и старшего! Залезли в кают-компании кто куда и хором повторяют: «Лев идёт! Лев идёт!» Сами все бледные, руки вытянули – вот так! И дрожат! Это – общее сумасшествие, а может быть и диверсия! Я назад побегу, следить, чтобы никто не выскочил! Они же чёрт знает, что с кораблём натворить могут! – и с этими словами он вылетел из каюты.
Командир, как и всякий истинно военный человек, знал, что смысл службы есть действие. В критической ситуации действие, всё равно какое, должно быть предпринято немедленно. Капитан первого ранга не мог припомнить ни одного случая, когда бы военного человека наказали за глупость или торопливость, но помнил множество примеров, когда колебания и размышления карались с примерной жестокостью.
Поэтому, услышав страшную весть о внезапном помешательстве своих офицеров, командир вылетел из каюты следом за Сипуновым, не надев по причине озабоченной поспешности брюки.
Сипунов дожидался его, прильнув ухом к двери кают-компании. Командир отодвинул его в сторону, одёрнул китель, распахнул дверь и ринулся внутрь. Навстречу ему грянул радостный вопль: «Лев пришёл!»
На следующий день Сипунов, проведший ночь, задраившись в цепном ящике, получил приказ о переводе на другой корабль, где был встречен хохотом и весёлыми расспросами о подробностях гипнотического происшествия.
О вреде инициативы
Капитан-лейтенант Сипунов отличался живостью нрава, а также изобретательностью, что не всегда шло ему на пользу. На Тихоокеанском флоте готовили большой праздник, и капитан-лейтенанту поручили учинить фейерверк. Но по натуре он был человеком весьма мирным и пальбы, даже потешной, не любил, а потому оказанным доверием тяготился. На совещании, где обсуждался сценарий праздника, он оказался самым младшим по званию, и сидеть бы ему тихо, не высовываясь, так нет! Улучил момент и, озорства ради, предложил построить большой воздушный змей (дельтапланов тогда ещё не знали) и привязать к нему соответствующий случаю транспарант. И чтобы кто-нибудь, поднявшись с водной поверхности на лыжах, пролетел бы с этим транспарантом перед публикой и начальством. Член Военного Совета, мечтавший утереть нос всем остальным флотам, ухватился за идею и приказал Сипунову фейерверк передать другому офицеру, самому же означенный аппарат построить и на нём лететь.
– Мне